Юрий Лощиц - Кирилл и Мефодий

Что, если такая встреча как раз им, Мефодию с Константином, на роду написана? Тут есть о чём подумать в тишине, где каждый звук — лесной птицы, спешащего в камнях ручья, овечьего бубенца на поляне — раздаётся чисто, отчётливо и щемяще.

И не они ведь, славяне, порываясь завести собственное письмо, первыми обращаются к облику букв и значениям греческого алфавита. Так и латиняне поступили когда-то, собрав свою письменность по большей части из этрусских буквенных начертаний, а этруски брали их прямиком у греков. Так позже и копты в Египте для своего христианского письма взяли часть букв у эллинов. Так и готы постарались. И не те, не другие, не третьи не сговаривались ведь друг с другом о таких одолжениях у греков. Просто оказались единодушны в своём равнении на внушительную красоту греческого письма. Не зря же в ромейской школе умение писать буквы красиво — самая первая из дисциплин. Буквы просто обязаны быть стройными, прочными, красивыми, и тогда на них почтительно засматриваются те, кому собственных письмен ещё не дано.

Но, ценя своё родное письмо, братья не могли не видеть: далеко не всё в нём способно служить образцом для подражания. Как бы не перестараться новеньким с гласными знаками! Увы, так уж сложилось: гласные на письме у ромеев то и дело не соответствуют произносимым звукам. Взять хотя бы самый часто звучащий в речи союз — «и». Пишется και, а звучит «кэ». И такие несовпадения между звучанием и написанием гласных — на каждом шагу. Обученный грамоте ромей со школьной скамьи помнит, что именно греки первыми среди письменных народов применили и узаконили буквы для гласных звуков. В алфавите у евреев, у других семитов гласные отсутствуют. Но мало кто помнит, как медленно, как тяжело давалось грекам это их изобретение. В память о грамматических тяжбах между разными греческими диалектами осталось множество двойных гласных, и каждая из этих двоиц читается как один звук, то и дело не совпадающий со значением написанного. Если славяне намерились строить своё письмо, взяв за образец греческое, зачем же им подражать и путанице с гласными? Вполне возможно сразу избежать подобной путаницы и подобрать одно начертание для каждого гласного звука, пусть при этом и окажется в славянском алфавите ещё на три или четыре буквы больше.

Строя такой алфавит, нужно исходить из чистоты, выразительности самих звуков. Прислушайся к певчим птицам. Вот у кого надо учиться красоте, отчётливости, внятности каждого звучания. Какие сочные гласные у иволги, у соловья, да у той же кукушки с её прекрасным по грустной красоте «у»! А какие у птиц замечательные посвисты, перещёлкивания, цоканья, чоканья, перезвяки, звоны. До чего же старательны эти горлышки, эти крошечные грудки, эти неутомимые сердечки! С какой любовью, с каким ликованием издают они благодарные молитвенные признания своему Творцу! Вот где школа звуковой красоты!

Но, впрочем, разве не те же заботы и у людей? Наше ухо тут же замечает чей-то звуковой ущерб, голосовую оплошку. И сразу услышим недовольное: этот шепелявит, этот сюсюкает, тот бубнит, гугнявит или гундосит, тот глотает звуки или целые слова, тот тараторит или балаболит, у того каша во рту… И не один кто-то, особо рьяный, а все наперегонки стараются отличиться в этой заботе о чистоте и красоте нашей звучащей под небом речи.

Но наступит же, наконец, время, когда совместными встречными стараниями наставники и ученики разберутся со всеми звуками славянской цевницы: для каждого определена своя буква, что-то при этом взято взаймы у греков, а то, что у них отсутствует, от самих добавлено. Как это «от самих»? А так, что теперь уже не трудно и самим дописать недостающее.

Трудно звук, неизвестный тебе, различить, поймать на слух его отдельность, неповторимость. А когда расслышал, отличил от других, смело художествуй, пиши для него образ-букву, непохожую на остальные! Так и древние когда-то впервые отваживались. Почему у древних О получилось круглое? Потому что сам звук круглый, и губы образуют круг, когда он произносится. Или почему I вышло узким? Не потому ли, что сам звук узок, стиснут, выходит на волю сквозь тесную щель в зубах и губах? Озираясь на такие примеры, не зазорно и славянину для своего жужжащего Жизобразить знак, похожий на ползущего по древесной коре жука.

Да, алфавит — великий и важный почин. Минуя его, невозможно подступиться к письменности. Но он — только первый начаток, первый шаг во врата письменной речи. А дальше что? Дальше, за звукорядом, за алфавитным строем у славян, как и у всех письменных и бесписьменных народов, должно непременно стоять собственное строение по имени… грамматика. Пусть язык ещё без письма собственного обходится, но значит ли это, что грамматическое устройство у него отсутствует? Такие пустоты просто невозможны в человеческой природе. Не будь грамматики, любой язык тотчас бы развалился. Люди даже одного племени, одной семьи вдруг перестали бы разуметь друг друга, лишились бы рассудка, разбежались кто куда от стыда или от ужаса. Что такое грамматика как не великий свод законов, управляющих всякой человеческой речью? Мы можем пока что ни одного из этих законов не знать по имени и по сути его, но всё равно они существуют и подсказывают нам говорить или писать так, а не иначе. Подсказывает же мать младенцу, как правильно произносить самые первые слова. Она может и сама не знать этих законов, но подсказывает, потому что и ей во младенческие её дни мать или нянька подсказывала. Ласточка не знает, как вылепить гнездо, но почему-то обязательно прилепляет его к стене и выводит полукруглой чашечкой, а не в виде кубика. И пчёлы лепят соты и приносят мёд каждая в свою ячею, а не сливают его как попало в порожнее дупло.