Александр Романов - Воспоминания великого князя Александра Михайловича Романова

Адмирал Колчак, учитывая критическое положение своей армии, решил подписать версальский контракт. Он был немедленно признан Англией, Францией и Японией в качестве Верховного правителя России, но обещанное снаряжение так и не прибыло в Сибирь. Голодная и полуодетая сибирская армия продолжала отступать пред красными по бесконечной сибирской тайге по направлению к Иркутску.

Около 8.000 чехословаков наотрез отказались воевать. Они требовали возвращения на родину, и большевики выражали свое согласие на пропуск их до Владивостока и на погрузку на пароходы при условии выдачи адмирала Колчака социалистам-революционерам. Следует ли добавлять, что все эти переговоры, которые велись генералом Жаненом с большевиками, содержались в полнейшей тайне от Верховного правителя России, Жанен несколько раз давал адмиралу «слово солдата», что, что бы ни произошло, жизнь Верховного правителя находится под охраной союзников.

4 января 1920 г. два длинных поезда подошли к Иркутску. В одном из них ехал адмирал под охраной чехословаков. В другом находились 650 мил. золотых рублей, которые составляли часть русского золотого запаса и были захвачены сибирской армией под Казанью.

Командир батальона чехословаков вошел в вагон адмирала с докладом.

– Г. адмирал, мною получена важная телеграмма от генерала Жанена, – сухо сказал он.

– В чем дело, – спросил Колчак, продолжая смотреть на карту.

– Генерал Жанен приказал мне арестовать вас и передать местным властям в Иркутске.

Колчак посмотрел на своего адъютанта Малиновского, единственно оставшегося в живых после этой трагедии, который помнит эту ужасную сцену в малейших деталях. Оба они прекрасно понимали, что означали зловещие слова: «местные власти Иркутска»!

– Что же, – сказал адмирал спокойно: – это является чудовищным актом измены наших союзников. Еще только вчера генерал Жанен давал мне гарантию французского правительства относительно беспрепятственного моего проезда на восток. Кому же достанутся эти 650 миллионов рублей?

Чехословак покраснел.

– Мы сдадим эти деньги советскому правительству. Таков приказ генерала Жанена.

Колчак усмехнулся. Он прекрасно знал, что это было ложью. Он пожал руки офицерам своего штаба и вышел к чехословацким солдатам.

Генерал Жанен, миссия союзников и храбрые чехословаки продолжали свой путь на восток. Адмирал Колчак был заключен в тюрьму в Иркутске и три недели спустя – 7 февраля 1920 года – расстрелян.

Солдаты отряда, который должен был приводить смертный приговор над Колчаком в исполнение, дрожали при виде стройной, прямой фигуры правителя, с орлиным профилем, который резко выделялся на белой стене тюремного двора. Колчак вынул из кармана массивный золотой портсигар, украшенный бриллиантами. Высочайший подарок, пожалованный адмиралу за его успешные боевые действия в 1916 году, и сосчитал папиросы.

– Достаточно на каждого из вас, – спокойно заметил он. – Чего же вы дрожите? Будьте спокойнее. Вы же убили так много братьев! Кто возьмет мой портсигар? На том свете он мне не понадобится.

Союзные правительства назначили особую комиссию для расследования действий генерала Жанена. Однако дело ничем не кончилось. На все вопросы генерал Жанен отвечал фразой, которая ставила допрашивавших в неловкое положение: «Я должен повторить, господа, что с Его Величеством Императором Николаем II поцеремонились еще меньше [6]». Жанен этим ответом попадал в точку: союзные государства проявили к судьбе Императора Николая II еще меньший интерес, чем к судьбе адмирала Колчака.

До настоящего времени участники сибирской эпопеи, как в красном лагере, так и в белом, стараются установить тех, кто захватил по частям 650-миллионный золотой запас. Советское правительство утверждает, что его потери выражаются в сумме 90 миллионов. Черчилль говорит, что летом 1920 года в один из банков в Сан-Франциско был сделан таинственный вклад группой людей, говоривших по-английски с акцентом. Во всяком случае, все сходятся на том, что за «30 сребреников Иуды» в январе 1920 года было заплачено золотом.

Все это происходило в расстоянии многих тысяч верст от Парижа, где я в пятьдесят два года стал эмигрантом, человеком без родины, «б. великим князем». Я не только ничего не мог сделать для того, чтобы помочь армиям Деникина и Колчака, но, наоборот, опасался, как бы какое-либо открытое выявление моих симпатий в отношении вождей белых армий не повредило бы достижению их целей. И без того французские социалисты были крайне встревожены присутствием «стольких Романовых» в столице Франции. В действительности от большевиков удалось спастись лишь незначительной части русской Императорской семьи. Кроме нашей «крымской группы», состоявшей из вдовствующей Императрицы Марии Федоровны, моей невестки великой княгини Ольги Александровны, моей жены великой княгини Ксении Александровны, моих двоюродных братьев великих князей Николая и Петра Николаевичей, моих шести сыновей и дочери, – всего лишь четырем великим князьям и двум великим княгиням удалось бежать из России за границу.