Пирмин Майер - Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

Постепенное превращение остатков предполагаемого дома родителей Гогенгейма в обожженную известь представляет собой процесс, который наглядно иллюстрирует действие трех принципов. Сам дом испарился (ртуть), а материал, из которого он был построен, сгорел (сера). От дома осталась лишь известь, которая в учении Парацельса является одним из символов соли.

В 1501 году, в период составления поземельной книги, Вильгельм фон Гогенгейм скитался в поисках постоянного места жительства. Неясно, был ли он женат в то время или нет. У Теофраста фон Гогенгейма мы находим две биографические заметки, относящиеся ко времени его жизни в Айнзидельне. В частности, широко известно следующее его признание: «У моих родителей мне было хорошо и привольно» [265] . Менее известно место из «Великой астрономии», которое может считаться воспоминанием о самом раннем периоде жизни Парацельса. Говоря о пророческих знамениях в природе, к которым он относил, к примеру, кровоточащее дерево, гром, град, снег, редко звучащий крик павлина, автор ссылается на свой собственный опыт: «В 99-м году я наблюдал сильный ливень, который предвозвестил перемены в вере, правлении и людях» (XII, 216).

Этот пассаж, записанный в 1537 году, описывает первое толкование природных явлений, сделанное Гогенгеймом в 1499 году. В этом году Швейцария фактически вышла из состава империи, в связи с чем отец Гогенгейма, живший в сердце Швейцарского союза, неожиданно почувствовал себя иностранцем и к тому же представителем враждебного государства. Очевидно, что в 1499 году семья Гогенгеймов покинула Айнзидельн. Во всяком случае, они более не упоминаются в земельном кадастре. В 1502 году Вильгельм осел в Виллахе, где жил вплоть до своей смерти, последовавшей в 1534 году. То, что шестилетний Теофраст истолковал ливень как пророческий знак, указывает на влияние со стороны отца, который также предавался подобным занятиям в часы досуга.

Вероятно, именно отец привил Гогенгейму любовь к астрономии и медицине. В «Большой хирургии» доктор Теофраст с большим уважением отзывается о своем родителе. Эти восторженные отзывы резко контрастируют с едкой критикой в адрес высших учебных заведений. «С детства, – пишет автор, – я совершенствовал свои знания и занимался вещами, которые составляют глубинную суть любой философии и относятся к сфере высокого искусства. Всему этому меня обучал Вильгельм фон Гогенгейм, мой отец, который неизменно заботился обо мне…» (X, 354).

В «Великой астрономии» акцент на роли отца в воспитании и обучении Гогенгейма усиливается. Автор с уважением говорит о Вильгельме и называет его едва ли не единственным своим учителем. «Я с благодарностью вспоминаю школу, которую прошел в детстве, – пишет Гогенгейм. – Ни один человек не достоин той похвалы, которую мне бы хотелось принести к ногам того, кто родил меня, воспитал и обучил» (XII, 205). В той же работе мы читаем: «Большинство детей обучаются искусству своих отцов». Похожее высказывание содержится и в книге о купальнях в Пфеферсе: «Итак, любой ребенок старается усвоить искусство своего отца. Только отец может с любовью преподать ребенку тот предмет, который наиболее его увлекает. Поэтому сын должен ответственно относиться к отцовскому наследству» (IX, 641).

Основываясь на этих искренних признаниях, можно предположить, что значительная часть оригинального учения Парацельса, и в частности практические знания, народные рецепты и не в последнюю очередь – пророческое восприятие природных явлений, связана именно с отцовским наследством. В отличие от отца, образованного, глубоко мыслящего человека, мать Гогенгейма была простой швейцарской женщиной. От нее к доктору Теофрасту перешли уродство, грубость и неприспособленность к жизни в материальном мире. В своих произведениях Гогенгейм щеголяет швейцарством, доставшимся ему в наследство от матери. Он с простодушным бахвальством говорит о швейцарской земле, на которой родилась его мать, и с эстетическим наслаждением смакует грубый колорит швейцарского духа. Чувство гордости за Айнзидельн отчетливо выражено в четырех полемических работах Гогенгейма. Многие отмечали его швейцарское упорство и неприятие любых компромиссов. «На этом я стою и не могу иначе. Да поможет мне Бог. Аминь» – эта знаменитая формула виттенбергского реформатора как нельзя лучше характеризует позицию швейцарского Лютера медицины. Чувством непримиримости по отношению к идейным противникам проникнуты его первая базельская публикация «Intimatio», увидевшая свет 5 июня 1527 года, сочинение «Парагранум», заложившее основы учения о четырех колоннах медицины, «Большая хирургия», ставшая самой значительной работой по хирургии, изданной при жизни автора, и апологетический опус, написанный в Каринтии в 1538 году. Упор на айнзидельнском происхождении в полемических произведениях Гогенгейма тесно связан с насмешками и издевательствами, которые сыпались на революционно настроенного врача с самого начала его медицинской и публицистической деятельности. В Базеле его называли «ощипанной вороной», что могло восприниматься как намек на айнзидельнского ворона. [266] Другое насмешливое прозвище, которое в 1530 году стало в Нюрнберге достоянием общественности, звучало как «дремучий осел из Айнзидельна» (VIII, 65). Крестьянская грубость Гогенгейма, его манера говорить и грязная, потрепанная одежда постоянно навлекали на себя упреки окружающих. Все это нашло отражение в ответных полемических сочинениях доктора Теофраста и вылилось в намеренное подчеркивание автором своего айнзидельнского прошлого.