Не стоит рассчитывать найти в сжатой обрисовке анатомии человека ту степень точности, которая отвечает нашим сегодняшним требованиям. Даже новаторская для своего времени анатомия Везалия далека от современных представлений. Сочинения Гогенгейма, выдержанные в холическом, целостном стиле, помимо описания физического строения человека, затрагивают и макрокосмический уровень. О медицинском языке Парацельса известный германист Фридрих Гундофф писал: «…единство восприятия и толкования выражено у него довольно путаным стилем. Простонародный язык, на котором писал Гогенгейм, был неспособен структурно расчленить смысловую, духовную, эмоциональную и рациональную составляющие его знаний… В данном случае речь идет не о противопоставлении аналитической и синтетической науки, а о стилистическом членении целостного восприятия, о четком разграничении увиденного и подуманного… об отделении одного тематического блока от составных частей другого, наконец, о духовных перспективах его работ. Обо всем этом Парацельсу едва ли было известно. Стилистически он стоял на уровне готического художника, не владевшего искусством перспективы. Мы можем отдавать предпочтение душевной полноте, глубине выражения, жизненной силе или, наконец, духовному содержанию такого художника перед виртуозными произведениями поздних живописцев. Но это не исключает технической продуманности творений потомков, которые в других отношениях, возможно, были весьма поверхностны. Сочинениям Парацельса недоставало именно технического оформления» [199] .
Некоторую резкость приведенного суждения можно объяснить недостаточно терпеливым чтением Гундоффом сочинений Парацельса. Германист оставляет без внимания те места гогенгеймовских работ, которые точно и однозначно передают увиденное и подмеченное автором. Кажется, что парацельсовским произведениям действительно недостает дифференциации. Однако, заключая в себе «душевную полноту», «глубину выражения» и «жизненную силу», отмечаемые Гундоффом, книга о матрице, написанная Гогенгеймом в Санкт-Галлене, по праву остается одной из выдающихся работ в истории женской медицины.
Четвертая книга «Парамирума» о матрице
Под парафеминизмом мы ни в коем случае не имеем в виду научное рассмотрение вопроса о том, какие «области» и «местечки» женского тела «щекотны», а какие нет. В четвертой книге, по стилю примыкающей к трем первым книгам «Парамирума», обсуждается тема, которая может быть условно названа нами химией полов. При этом представления, лежащие в основе теоретических построений автора, находятся в довольно условной корреляции с современной биохимической моделью. В центр обсуждения основной тематики сочинения, в гущу взаимоотношений между полами нас вводит следующий санкт-галленский тезис: «Анатомия женщин отличается от анатомии мужчин, следствием чего является особое физическое строение каждого пола… итак, запомни, что мозг женщины – это мозг женщины, а не мозг мужчины, и ее сердце есть сердце женщины, а не сердце мужчины. Ты должен всегда помнить об этой разнице. Посмотри на женщину и сравни ее с мужчиной. Увидь, как они отличаются друг от друга. Неужели ты не видишь, что женщина отличается от мужчины, а мужчина от женщины?» (IX, 186).
В общих чертах приведенную выше цитату можно передать следующим образом. Женщина по своей внешней и внутренней анатомии отличается от мужчины. Это означает, что у каждого пола развивается своя патология. Прими к сведению, что мозг женщины – это мозг женщины, который сильно отличается от мозга мужчины. Также и сердце женщины отлично от мужского. Взгляни на женщину со стороны, сравни ее с мужчиной, и ты увидишь, что женщина и мужчина кардинальным образом отличаются друг от друга. Сообразно со своими наблюдениями Гогенгейм во время пребывания в Санкт-Галлене придумал термин «женский дух» (IX, 297), который стал основополагающим понятием для обозначения той «разновидности женского духа» (Вайманн) [200] , от которой психически больные женщины страдают больше, чем от своего негативного воображения. Мы видим, что в данном случае женщины не квалифицируются Гогенгеймом как существа, отлученные от высшей духовной деятельности.
Целостная взаимосвязь, оформляющая дискуссию о женском духе, женском мозге и «женском лекарстве» (IX, 193), раскрывается в учении о матрице. Это понятие с течением времени часто меняло смысловую нагрузку. В XVII веке оно стало употребляться в анатомии в качестве синонима матки, а затем вошло в структуру математических детерминантов. Позже, взятое на вооружение Хайзенбергом, Йорданом и Борном, матрица заняла прочное место в теоретической физике, а в работах Маритэна и Томаса С. Куна наполнилась общим эстетическим и научно-теоретическим смыслом. У Гогенгейма матрица предстает в виде аналогичной схемы. [201] Несмотря на вполне понятное искушение, было бы ошибочным сводить парацельсовские представления о женщине исключительно к образу матки, покрытой внешней оболочкой. Матрица, являясь центрально-образующим понятием для существа женщины, находится в структуре, связывающей ее с внешним миром. «Матка представляет собой закрытый мир, который не имеет ничего общего с другими мирами и является уникальным в своем роде. Ведь мир был первым творением, человек – вторым, а женщина – третьим» (IX, 179).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу