С Смирнов: Брестская крепость

Кричала и аплодировала толпа, сквозь которую они проходили, перекатами "ура!" приветствовал их торжественно застывший строй воинской части, и на всем протяжении этого круга славы пестрый ливень цветов сыпался на них со всех сторон. Цветы падали перед ними, густо устилая дорогу, и герои шагали по этому живому красочному цветочному ковру.

Они шли, взволнованные до глубины сердца, со слезами на глазах, многие открыто плакали. В самом деле, что должны были чувствовать в эти минуты они, люди, прошедшие суровый, тернистый путь войны, плена, горя и бедствий и теперь идущие по дороге славы, по пути, усыпанному цветами, среди восторженных криков приветствующего их народа?!

Помню, я забеспокоился, когда увидел в шеренгах героев Владимира Ивановича Фурсова. Он шел, вытирая заплаканные глаза и тяжело припадая на свою искусственную ногу. Я знал, что каждый шаг мучителен для него, а он отправился почти в двухкилометровый путь.

Час спустя, когда мы увиделись в залах музея, я упрекнул его:

- Как же вы пошли, Владимир Иванович?

Он устало и серьезно взглянул на меня:

- Я бы три раза прошел этот путь, если бы было можно, - ответил он, и я понял его чувства.

Завершив круг славы, колонна героев вернулась к трибуне. И теперь мимо них парадом прошли войска гарнизона и пограничники. Мне приходилось не раз видеть парады на Красной площади в Москве - этот оставлял не меньшее впечатление. Молодые солдаты 1961 года, их офицеры, словно желая выразить все свое восхищение подвигом героев 1941 года, печатали гулкий, сотрясающий землю шаг, в безупречном равнении шеренга за шеренгой проходя перед защитниками крепости и их боевым знаменем.

Потом было открытие музея. П. М. Гаврилов перерезал ленточку у входа, и первыми осмотрели его новые экспозиции участники обороны. А за ними светлые просторные залы, которые сделали бы честь и столичному музею, затопила многотысячная толпа посетителей.

Час спустя, сфотографировавшись на память с гостями на зеленом склоне земляного вала, все собрались в северо-восточной части крепости на закладку парка Героев. Там уже были приготовлены молодые деревца, выкопаны ямы, стояли автоцистерны с водой.

Было трогательно видеть, как героев крепости, сажавших деревья, обступали группы жителей Бреста, помогая им. Один держал дерево, другой помогал засыпать яму, третий бежал с ведром за водой для поливки. И каждый из участников обороны написал на маленькой бирочке, привязанной к стволу саженца, свою фамилию, имя, отчество и адрес. Это были как бы персональные деревья, сразу же взятые на учет и отданные под наблюдение брестским пионерам. Они следят за состоянием деревьев и переписываются с героями, которые их посадили. И с той поры каждый защитник крепости, из тех, кому не довелось быть тогда на торжественной церемонии, впервые приезжая в Брест, обязательно сажает в этом парке Героев свое личное дерево. Пройдут годы, и тенистый разросшийся парк в крепости станет любимым местом отдыха жителей города.

Уже позже этот почин получил дальнейшее развитие. Возникла мысль превратить всю крепость в заповедный мемориальный парк, в музей героизма нашего народа. В Бресте был создан постоянный общественный совет по увековечению памяти о героической обороне крепости. На его обращение откликнулись ботанические сады и дендрарии страны. Сюда шлют отовсюду ценные редкие породы деревьев и кустов, приезжают специалисты-садоводы, идут посадки фруктовых деревьев, и эта земля, изрытая железом войны, пропитанная кровью героев, все больше одевается в густой зеленый покров.

В то праздничное воскресенье герои обороны долго бродили по крепости. Группами боевые товарищи шли на те места, где они сражались, клали там, на развалинах, цветы в память павших друзей, рассказывали о боях посетителям. Именно тогда минский фотокорреспондент Белорусского телеграфного агентства Михаил Ананьин сделал замечательную фотографию, которую можно поставить рядом со знаменитым снимком Марка Ганкина.

На развалинах, среди кусков развороченного взрывом бетона, приникнув всем телом к каменной глыбе, опустив на руку лицо, весь во власти нахлынувших воспоминаний, стоит человек. У него нет ноги, и рядом к камню прислонен костыль. Этот человек - Владимир Иванович Фурсов, который уже на костылях, без протеза, натрудившего ему ногу, пришел сюда, на место, где он сражался, где искалечила его на всю жизнь вражья пуля. И рядом с ним, также поглощенные воспоминаниями, задумчиво смотрят на эти камни однополчане Фурсова - служащий из местечка Жабинка Яков Коломиец, прораб минской строительной организации Павел Сиваков и председатель колхоза на Брестщине Марк Пискун.