Вигант Вюстер - «Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду

— У вас не найдется для меня место? — спросил я его, не надеясь на ответ.

— Если не боитесь холода, то я лечу на «клемме», у него открытая кабина.

«Клемм» был маленьким низконесущим монопланом с двумя сиденьями и открытой кабиной — спортивно-тренировочный самолет, — который использовали как курьерский. Мне это годилось. Я подхватил мешок с едой, забрался на сиденье перед летчиком и пристегнулся. Нам нужно было лететь в Ростов, потому что оттуда он и прилетел. В первом свете дня мы взлетели. Только два Хе-11 готовились взлететь следом. Первые русские снаряды стали рваться на периметре летного поля.

«Клемм» летел над степью очень низко, балки и деревушки были почти скрыты снегом. Холод особо не донимал. Я был в зимней форме, и войлочные сапоги пришлись очень кстати. Голове было тепло в меховой шапке с ушами, и я скорчился пониже, прячась за ветровым щитком. Мы приземлились в Ростове; опять Ростов.

Как теперь добраться до Сталинграда? Припасы теперь доставлялись через Сальск. Где находится этот Сальск? Как туда попасть? Антикварный Ю-86 с двигателями, конвертированными с дизельного топлива на бензин, вез в Сальск запчасти и мог забрать и меня. Куда девался Боде? Долетел ли он до Сталинграда? Вернулся ли он на батарею? Стоит ли батарея на старом месте?

Ю-52 с припасами приземляется в сталинградском «котле». Воздушный маршрут снабжения был ненадежным и легко прерывался плохой погодой, но даже в оптимальных условиях обеспечивал лишь долю минимальных потребностей армии

В Сальске базировались эскадрильи Ю-52. Большинство еще рассчитывало на «тетушку Ю». Мои путевые документы начали вызывать некоторые сомнения. Меня почти обвинили в том, что я брожу туда-сюда за линией фронта вместо того, чтобы вернуться к своим людям или присоединиться к пожарной части. Только сумка с курьерской почтой придала убедительности моим словам.

Когда я пытался найти место в большой казарме, чтобы согреться, один летчик сообщил мне, что хочет доставить меня в Питомник. Большая группа Ю-52 собиралась после наступления темноты прорваться внутрь кольца окружения. В одном из них, полном бочек с топливом, я нашел сидячее место за прозрачным колпаком, сбоку от места радиста. Я бросил рядом с собой свой мешок с продуктами, в котором была и курьерская сумка. Почта уже давно потеряла всякое отношение к последним новостям. Под нами появился Дон. Мы начали снижение к аэродрому Питомник.

Радист нервничал и указал на небольшую дырку в фюзеляже:

— Двухсантиметровая зенитка, наша… черт… ЧЕРТ!!! — крикнул он пилоту. — Один такой в бочку с топливом, и мы зажаримся! — ответил он.

— И что теперь? — спросил я, не надеясь, что мне ответят.

Самолет покатился по земле. Снова русские прошмыгнули сквозь наш строй и сбросили бомбы на посадочную полосу. Наши зенитки стреляли в промежутки между нами. Но в конце концов все обошлось.

Я наконец «счастливо прибыл» в сталинградский «котел». Самолет добежал до края аэродрома. Открылись люки, и экипаж стал сам выталкивать из самолета бочки с горючим. Я вылез на крыло, попрощался с ними и огляделся. Поперек полосы шли к нам, спотыкаясь, оборванные, плохо одетые раненые солдаты. Они отчаянно пытались попасть на самолет и улететь. Но летчики уже закрыли люки, и все три мотора заревели. Крики, команды, чьи-то слова «мы не хотим здесь остаться насовсем!» были последним, что я услышал от летчиков.

Двигатели взвыли, и самолет двинулся с места. Они взлетели по собственной инициативе, не имея никаких указаний и не связавшись с пунктом управления полетами. Самолет исчез в темноте, и кричащие раненые, которые не один раз пытались ухватиться за самолет, тоже исчезли. Несколько их ползало в снегу на четвереньках, ругаясь и хныча. Они были грязными, неопрятными, заросшими бородами, изнуренными, в пропитанных кровью повязках, обмотанными тряпками как цыгане и совершенно забывшими о дисциплине.

Вокруг, насколько хватало глаз, не было ни военной полиции, ни медиков. Никогда раньше не видел в вермахте подобного хаоса. Наверное, так выглядело разбитое войско Наполеона у Березины. Во мне проснулась смесь ужаса и сострадания. Я почувствовал себя брошенным и подумал: «Лучше бы тебе остаться снаружи, а не настаивать на том, чтобы попасть сюда». Если бы я пошел в запасную часть в Геттингене, я смог бы подождать развития событий.