Борис Соколов - Михаил Тухачевский - жизнь и смерть «красного маршала»

Хотя Ленин формально и отстаивал продолжение войны, но без той уверенности и настойчивости, что в первый раз. Мое несокрушимое убеждение в необходимости заключить мир, хотя бы и тяжкий, произвело на него должное впечатление». Решено было отправить Троцкого на Западный фронт, а по итогам его доклада выработать план действий.

Тухачевский, оправившийся от потрясения, вызванного разгромом, был настроен решительно. Еще 17 августа в Минске состоялось заседание мирной конференции с участием польской делегации. Однако 20 августа командующий Западным фронтом издал приказ, где утверждал, что польские делегаты преследуют исключительно шпионские цели, и утверждал, что мир можно заключить только «на развалинах белой Польши». Политбюро пришлось принять специальное постановление, осуждающее «хуже чем бестактный приказ, подрывающий политику партии и правительства». Возобновление польского наступления в начале сентября полностью подтвердило правоту Троцкого. Войска Западного и Юго-Западного фронтов, почти не оказывая сопротивления, откатывались на восток. Тухачевский констатировал: «Поляки перешли в наступление первые, и наше отступление стало неизбежным».

Как самокритичная оценка собственных действий в качестве командующего Западным фронтом выглядит следующее признание в книге Михаила Николаевича «Новые вопросы войны», писавшейся в 30-е годы: «Очень часто командиры увлекались водоворотом событий, а не руководили, не организовывали и не ускоряли его». Так и вихрь похода на Варшаву и Берлин захватил Тухачевского. Казалось, вот-вот польский фронт рухнет, надо спешить, а то Антанта успеет помочь Пилсудскому, тут не до тонкостей организации, главное, чтобы войска быстрее двигались вперед. А в результате…

Главком С. С. Каменев осознал безнадежность ведения войны с Польшей. 12 октября 1920 года, в день вступления в силу советско-польского перемирия, он предложил Политбюро все силы бросить против врангелевской армии в Крыму, мотивируя это тем, что с Польшей вести борьбу Красная Армия всё равно не в состоянии: «Мы не можем рассчитывать на то, что до ликвидации Врангеля мы будем в состоянии, продолжая борьбу с ним, уделить такие силы и средства для Запада, чтобы в короткий срок восстановить там нашу боевую мощь до размеров, гарантирующих нам успех в борьбе с поляками, если бы они разорвали условия перемирия… Необходима резкая массировка сил и средств против одного из… противников, и именно против Врангеля, в силу общей обстановки; с этим решением связан известный риск ввиду ослабления наших сил на западе, но и при половинчатом решении этот риск тоже не может быть устранен в достаточной мере, так как нет никакой уверенности, что одновременно с борьбой на юге мы сможем дать на запад средства для полного восстановления его мощи».

Заключению перемирия с Польшей предшествовал визит Троцкого в штаб Западного фронта. Это посещение Лев Давидович описал следующим образом: «В штабе фронта я застал настроения в пользу второй войны. Но в этих настроениях не было никакой уверенности… Чем ниже я спускался по военной лестнице — через армию к дивизии, полку и роте, тем яснее становилась невозможность наступательной войны. Я направил Ленину на эту тему письмо… а сам отправился в дальнейший объезд. Двух-трех дней, проведенных на фронте, было вполне достаточно, чтоб подтвердить вывод, с которым я приехал на фронт. Я вернулся в Москву, и Политбюро чуть ли не единогласно вынесло решение в пользу немедленного заключения мира».

К миру стремилась и Польша. Польские войска продвинулись далеко на восток, в последние перед перемирием дни без боя заняв Минск, но потом оставив город (по условиям перемирия и заключенного в марте 1921 года Рижского мира белорусская столица осталась в нейтральной зоне на советской территории, где можно было размещать лишь ограниченное количество войск). Перед ними находились деморализованные остатки разгромленных армий Западного фронта. Фактически путь на Смоленск и Москву был открыт. Однако надвигалась весенняя распутица, и война грозила затянуться. Главное же, поляки вовсе не горели желанием захватывать Москву для генерала Врангеля. Как писал Пилсудский еще в начале 1919 года: «Возможно, я и смог бы дойти до Москвы и прогнать большевиков оттуда. Но что потом?.. Места у них много. А я Москвы ни в Лондон, ни в Варшаву не переделаю. Только, видимо, отомщу за гимназическую молодость в Вильне и прикажу написать на стенах Кремля: „Говорить по-русски запрещается“…» Если в противостоянии с Советской Россией, стремившейся зажечь пламя пролетарской революции по всему миру, Польша могла рассчитывать на помощь держав Антанты, то в случае прихода к власти в Москве Врангеля, сторонника «единой и неделимой России», Пилсудский уже не мог полагаться на англо-французскую поддержку польской независимости, пожелай российское «белое» правительство восстановить в той или иной форме контроль над Польшей. «Начальник Польского государства» явно считал большевиков, все-таки заявивших о признании независимости Польши, меньшим злом по сравнению с Деникиным, Колчаком и Врангелем. До Москвы поляки осенью 20-го, наверное, дойти бы смогли — но что потом? Менять одно недружественное российское правительство на другое, не менее враждебное польским интересам? Пилсудский был слишком опытным политиком, чтобы поддаться соблазну водрузить в Кремле русского генерала с помощью польских штыков. 12 октября 1920 года вступило в силу советско-польское перемирие, а 18 марта 21-го, в день, когда войска под командованием Тухачевского штурмовали мятежный Кронштадт, в Риге был подписан мирный договор. Польша в Белоруссии удержала за собой линию старых германских окопов, так что здесь граница прошла примерно там, где установился фронт в первую мировую войну. На Украине поляки удержали Восточную Галицию и Волынь, переданные им правительством Петлюры. Граница прошла здесь по реке Збруч. Петлюровцы и отряды Народно-добровольческой армии Булак-Балаховича попытались самостоятельно продолжить борьбу с Красной Армией, но были разбиты в ноябре 1920 года. Операциями против Булак-Балаховича руководил Тухачевский, но эта победа над плохо вооруженными партизанскими группами была лишь очень слабым утешением за неудачный поход на Вислу.