В первой половине дня 17 марта кронштадтцам, несмотря на ураганный артиллерийский огонь с материка, удавалось отражать атаки советских войск. Двенадцатидюймовые орудия линкоров при разрыве проделывали во льду широкие полыньи, которые тут же покрывались тонкой ледяной коркой. Многие штурмующие проваливались в них и камнем шли на дно. Большие потери красноармейцы несли также от осколков и ружейно-пулеметного огня. Тухачевский думал управлять действиями атакующих по телефону, но в первые же минуты боя телефонные провода оказались перебиты осколками. Так что командарму пришлось довольствоваться ролью зрителя. Правда, наблюдать за ходом сражения мешал сильный туман. Только к вечеру передовые отряды атакующих ворвались в Кронштадт. В 21 час 50 минут Тухачевский отдал боевой приказ о полном овладении крепостью, островом Котлин и батареей Риф. Им предписывалось "сегодня же окончательно завладеть городом и ввести в нем железный порядок... При действиях в городе широко применять артиллерию в уличном бою". В дополнение командарм послал секретную телеграмму о том, что делать с поверженным противником: "Жестоко расправиться с мятежниками, расстреливая без всякого сожаления... пленными не увлекаться".
К утру 18 марта основная часть восставших переправилась на финский берег. Оборона Кронштадта была организованно прекращена. Некоторым отрядам прикрытия также удалось уйти в Финляндию, другие сдались на милость победителей. Но последние не склонны были к милосердию. Официальные данные говорят о более чем тысяче погибших кронштадтцев, более чем двух тысячах раненых и двух с половиной тысячах захваченных в плен вооруженных моряков. Потери советских войск называются гораздо точнее - 527 убитых и 3285 раненых. Выходит, что Красная Армия при штурме Кронштадта потеряла ранеными в полтора раза больше, чем защитники крепости, а вот убитыми - вдвое меньше. Но так не бывает. При штурме такой укрепленной позиции, как Кронштадт, да еще в условиях, когда наступать приходилось в лоб, по льду, на котором негде было укрыться атакующим, наступающая сторона должна нести потери, многократно превышающие потери обороняющейся. Можно с уверенностью сказать, что красноармейцы действительно не церемонились и что большинство из тысячи с лишним погибших кронштадтцев были расстреляны уже после сдачи на месте без суда и следствия.
Позднее многих судили. Всего в 1921 - 1922 годах по делам о Кронштадтском мятеже проходили 10001 человек. Из них к расстрелу осудили 2103, оправдали 1451, остальных отправили в тюрьмы и лагеря. На Западе часто фигурирует цифра в 18 тысяч погибших в бою и расстрелянных после капитуляции участников восстания в Кронштадте. Очевидно, что она получена путем простого вычитания из общей численности гарнизона накануне восстания в 26 887 человек количества кронштадтцев, оказавшихся в Финляндии, - более 8 тысяч человек. Действительный размах репрессий был несколько меньше. Но он тоже впечатляет, особенно если учесть, что в руки Советской власти, даже по официальным и, скорее всего, завышенным данным, попало, вместе с ранеными, не более 4,5 тысяч тех, кто оказывал вооруженное сопротивление Красной Армии. Так что подавляющее большинство осужденных составляли матросы, солдаты и просто мирные жители, непосредственно в боевых действиях не участвовавшие. Многих кронштадтцев осудили на расстрел за то, что, хотя в бою не участвовали, но подносили патроны обороняющимся, за "контрреволюционную агитацию", за то, что во время мятежа несли обычную караульную службу или формировали летучие санитарные отряды для помощи раненым...
Восставшие же так и не расстреляли Кузьмина, Васильева и других арестованных коммунистов, хотя и приняли решение о казни 18 марта, после начала наступления советских войск. Но приводить в исполнение приговор никто не захотел. Арестованные разоружили конвой и присоединились к ворвавшимся в город частям 7-й армии. Кузьмин даже успел получить за участие в штурме второй орден Красного Знамени, за то, что "сражался в рядах войск как красноармеец, поднимая дух и наступательный порыв частей, чем оказал содействие нашему успеху". Это представление подписал Тухачевский. С Кронштадта началась дружба командарма и комиссара, познакомившихся еще на Западном фронте: там в последние недели польской кампании Николай Николаевич исполнял должность командующего 12-й армией. Тухачевский стал вхож в дом Кузьминых и покорил сердце жены Николая Николаевича, симпатичнейшей Юлии Ивановны. Она ушла от мужа, открыто стала любовницей Тухачевского, устроившего ей с родившейся от него дочкой Светланой квартиру в Москве. В 37-м арест Юлии Кузьминой по обвинению в шпионаже стал прологом к падению Тухачевского. Но ничего этого в марте 1921 года будущий маршал предвидеть, разумеется, не мог.
Читать дальше