Лев Маргулис - Человек из оркестра

Октябрьотличился усиленными бомбежками — еженощными и ежевечерними. С наступлением вечера меня начинало трясти, да и не меня одного. Я уходил под лестницу и там стоял и дрожал от холода и страха. Когда я увидел разбитые дома и разрушенные до основания лестницы, я перестал выходить вниз и оставался дома, выходя только в коридор. Все равно от прямого попадания нет спасения {148} .

13 октябряКлава получила возможность уехать с братом (с заводом), которого она случайно встретила. Узнав об этом, я сделал пакет для Муси. Клава меня предупреждала, что нельзя брать много вещей, но я настаивал, чтоб она взяла все. Оказывается, что ей действительно разрешили взять только 35 кг. {149} И остальные вещи пропали. На другой день ее отъезда разбомбили дом родных, где она жила.

16-го октября, приехав домой, я обнаружил повестку в военкомат, присланную 15-го с явкой на 16-е. 16-го пошел в ТЮЗ и взял справку, что ночь ночевал в части из-за концерта. К ней я приложил справку дома ДКА {150} , на которую я возлагал большие надежды и столь долго ждал, пока получил ее. Но меня назначили в часть, с явкой 17-го в 10 час. утра. Я побежал в театр брать расчет, но у меня отобрали предписание (Кильпио {151} ) и велели наведаться в 6 час. Я побежал домой и продал костюм и пальто за 1300 руб., недавно выкупленные в ломбарде, и, прибежав в театр, в 4 часа уехал на концерт. Мы там ночевали. Я очень нервничал. Меня освободили {152} , и все смеялись надо мной, узнав, что я продал столь ценные теперь вещи в октябре. Мы из-за погоды или других причин отдыхали от бомб неделю {153} .

В первых числах ноябрянас как будто щадили, но с 4-го числа нас начали мучить артиллерийскими обстрелами (раньше обстреливали окраины и заводы, а теперь центр города) {154} и частыми бесконечными налетами.

7-го все-таки не налетали {155} , хотя очень обстреливали. У нас уже вырабатывалось какое-то безразличное отношение к тревоге: убьет — убьет {156} . Никто не был уверен, что доживет до завтра, и я считал количество выжитых военных дней. Мы думали, что после праздников нам дадут отдохнуть немного, но не тут-то было. В какой-то из дней в середине месяца были в Усть-Ижоре {157} . Когда мы слезли с поезда, попали под минный обстрел, но, к счастью, они не рвались близко, и политрук нас повел кружной дорогой. Было страшновато. Я впервые услышал вой мин. Самолеты налетали на город, и в небе рвались сотни снарядов. Над нашими головами пролетали тяжелые снаряды. Сплошной свист и треск в небе. Впервые я услышал полет снарядов на концерте в яхт-клубе. Это наши стреляли с взморья.

Хороша жизнь! Нечего сказать! Конечно, в 1000 раз лучше умереть, но, как ни бесконечно тянется этот ужас, знаешь, что он должен рано или поздно кончиться, и жить будет так легко и хорошо, и хочется пережить. Пережить такую войну! Шуточки сказать, я, как никто, знаю, как это трудно, но что же говорить тем, что на фронте, если я буду скулить? Страшное время! Сколько крови и страданий. За что? За тупость человеческую. Вечную, огромную, бесконечную. За жадность, за подлость — неискоренимые черты человека. Я пережил Ноябрьские праздники, которые, был уверен, что не переживу.

…ноября. [12]В то время, как мы играли на Маклина {158} , в 6–7 час. вечера во время воздушного налета была разбомблена вся Моховая. В госпитале — глазной лечебнице {159} напротив ТЮЗа — лежала неразорвавшаяся бомба, и спектакли из-за этого были отменены на целый месяц. На этот концерт мы прибыли через 10 минут, как прекратилась тревога в связи с артиллерийским обстрелом района. Во время тревоги мы играли концерт во втором этаже паршивого здания новой постройки для бойцов, прибывших с полуострова Ханко {160} {161} . В широком коридоре сидело около 500 человек отборных войск. Это мероприятие, конечно, было преступлением {162} . Я возмущался, но никто не разделял моей тревоги и считали меня трусом. Когда ехали домой, договорился с Черкасовой ехать ночевать в убежище Александринки {163} , но у Никольского передумал и поехал домой. Страшновато ехать через площадь Труда, часто подвергающуюся обстрелу, но проехал благополучно и выгадал. Нюра истопила печь, и ночь была спокойная. А Черкасова мучилась на скамейке в сыром и холодном подвале Александринки. Перед праздниками была облачная с осадками погода, и налетов не было целую неделю. Мы ждали, что за все это нам оплатится в праздники. Так оно и было, но все же 7-го его {164} не пустили к городу, были только обстрелы {165} .