Лев Белоусов - Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко

Похоже, в какой-то момент Муссолини и сам уверовал в то, что является человеком, «ниспосланным Италии провидением», что все ее реальные и мнимые успехи есть плод его гениального творчества. Дуче и в прежние годы не отличался избыточной скромностью, но после назначения премьером его тяга к самовозвеличиванию многократно усилилась. Поразительный случай описывает в этой связи Маргерита Сарфатти. В 1924 году, после того как Муссолини наблюдал за извержением вулкана Этна, официальные газеты поместили сообщение, будто поток огненной лавы и пепла остановился под сверкающим взором вождя. Сарфатти показала Муссолини этот бред, рассчитывая вместе посмеяться над ним. Каково же было ее удивление, когда дуче не проявил ни малейших признаков неудовольствия и серьезно сказал, что так оно и было на самом деле. «Он нашел описание вполне естественным, как будто сам верил в то, что остановил лаву». Так мифы и реальность сливались в сознании Муссолини воедино, и в этом смысле он становился жертвой им же сотворенного обмана. Его внутренним стержнем и постоянной целью было «единение» вождя с народом.

Дуче, по-видимому, искренне считал, что сильная личная власть нужна для управления массой, ибо «масса — это не что иное, как стадо овец, пока она не организована». Фашизм, по мысли Муссолини, и должен был превратить это «стадо» в послушное орудие построения общества всеобщего благоденствия. Поэтому масса должна, мол, любить диктатора «и в то же время бояться его. Масса любит сильных мужчин. Масса — это женщина». Для дуче это было не столько эффектное сравнение, сколько парадигма, предполагавшая схожие, если не единые, методы воздействия и подчинения.

Излюбленной формой общения с массой были для Муссолини публичные выступления. В этих случаях он надевал на себя столь знакомую всем маску «отца отечества». Дуче обладал профессиональной привычкой актера менять выражение лица в зависимости от обстоятельств времени, места и действия. Его способность перевоплощаться удивляла даже собственного камердинера. Маска дуче могла быть покровительственной и отечески внимательной, высокомерной и надменной, глубокомысленной и непримиримой, но любимой была все же цезаристская: решительно-волевая, как и подобает вождю великой нации. В ней он и появлялся на балконе палаццо «Венеция» в самом центре Рима перед заполненной до отказа площадью, вмещавшей 30 тысяч человек.

Толпа взрывалась бурей восторга. Главный актер и режиссер медленно обводил ее тяжелым взглядом. Муссолини не случайно выбирал в качестве трибуны балкон того или иного дворца. Для «чистейшего гения латинской расы», коротконогого, с явно обозначившимся брюшком, мясистым носом и пухлыми пальцами было крайне необходимо возвышаться над толпой, стоя за перилами балкона, скрадывавшими некоторую непропорциональность его фигуры. Позируя перед фотокамерами, Муссолини всегда старался выбрать наиболее выгодный для себя ракурс, а когда у него ослабло зрение, велел изготовить специальную пишущую машинку со шрифтом в три раза больше обычного, чтобы на публике читать текст без очков. Склонность к самолюбованию заставляла его постоянно смотреть на себя со стороны, отшлифовывать не только образ, но и облик.

Муссолини поднимал руку, толпа затихала, и он начинал говорить. Обычно он не готовил свои речи заранее и, выходя на балкон, держал в голове лишь основные идеи, а дальше целиком полагался на импровизацию и интуицию, которые его не подводили. Дуче бередил воображение итальянцев цезаристскими планами, миражом империи и славы, великих достижений и всеобщего благополучия. Он апеллировал не к разуму, а к чувствам, эмоциям, инстинкту, заряжал толпу своей экзальтацией, наэлектризовывал атмосферу до предела и в подходящий момент бросал на благодатную почву аудитории семена шовинизма, милитаризма или еще какого-либо «изма». Следует отдать должное его ораторскому мастерству: среди тиранов XX века в этом искусстве с ним могут соперничать немногие, разве что Ленин и Троцкий.

Не менее театрализованно насаждался и миф о возрождении былого военного могущества Италии, рвущейся за пределы Апеннин. Слывший на заре своей политической биографии непреклонным антимилитаристом, Муссолини рьяно взялся за создание военной авиации и флота. Он строил аэродромы и закладывал военные корабли, готовил пилотов и капитанов, устраивал маневры и смотры. Дуче безумно любил парады. Наблюдая за военной техникой, он мог часами стоять неподвижно, уперши руки в бока и задрав голову. Парады проходили часто и повсюду: на суше, на море и в воздухе. Нередко дуче было невдомек, что для создания видимости военной мощи ретивые помощники гнали через площадь по нескольку раз одни и те же танки. В конце парада Муссолини сам становился во главе полка берсальеров и с винтовкой наперевес пробегал с ними перед трибуной.