Лев Белоусов - Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко

Ступив на землю Вечного города в качестве первого лица исполнительной власти, Муссолини ощутил небывалый приток жизненной энергии, которая искала выход и на поприще новой для него государственной деятельности и на привычном «амурном фронте», открывавшем широкую, захватывавшую дух «столичную перспективу».

Дуче так уверовал в собственную исключительность, был столь беспредельно самоуверен, что, не имея ни малейшего опыта управления, принялся с лихостью, нередко по наитию, плодить многочисленные декреты и распоряжения. Он действовал эмпирически, но очень целенаправленно, стремясь сосредоточить в своих руках всю полноту власти. «Я хочу быть простым, бескорыстным слугой государства, — скажет он позже, — лидером партии, но прежде всего — главой сильного правительства». На третий день после назначения в кабинет Муссолини вошел его сподвижник П. Орано. «То, чего до сих пор не было, есть, — торжественно заявил ему дуче, — правительство. Это я. И все, слушайте меня хорошенько, все итальянцы должны и будут повиноваться. Итальянцы до сих пор никогда не подчинялись. Ни одно правительство не обладало в Италии реальной властью. Итальянцы должны быть управляемы, и они будут управляемы… все, всегда, во всех областях жизни». Говоря «правительство — это я», Муссолини перефразировал известное изречение Людовика XIV «государство — это я», но смысл обоих высказываний был одинаков — безраздельно править. И в первом же правительстве, которое было коалиционным, помимо поста премьера Муссолини взял себе еще две ключевые должности: министра иностранных и внутренних дел.

Поскольку никакой недвижимости в Риме у него не было, а итальянское государство не имело расточительной привычки предоставлять чиновникам квартиры, первые несколько месяцев Муссолини кочевал из отеля в отель, а затем снял четвертый этаж в принадлежавшем барону Фассини палаццо «Титони». На протяжении семи лет после переезда в Рим дуче вел жизнь не обремененного семейными заботами донжуана. По дому ему прислуживала немолодая гувернантка, а пищу он получал с кухни барона. Как и в прежние годы, его единственным чувственным удовольствием оставался секс. И хотя времени на любовные романы у премьер-министра катастрофически не хватало, дамы разных возрастов и профессий шли к нему нескончаемой чередой. Этот факт поразителен: в 40–47 лет Муссолини не только сохранил сексуальность, но, казалось, приумножил свои силы, которые растрачивал без удержу практически на всех женщин, которые приходили к нему в гостиничный номер или на квартиру. Горничные и курьерши, графини и простолюдинки, актрисы и певицы, журналистки и иностранки, жены и невесты предпринимателей и фашистов — все они почти без разбору подвергались нахрапистому напору дуче. Многие из этих женщин, количество которых до сих пор не смог установить ни один исследователь, приходили именно с целью сексуального общения, ибо Муссолини был настолько нагл и развратен, что считал излишним даже элементарный камуфляж своих намерений. Они уступали сразу и впоследствии с упоением рассказывали всему миру о перенесенных испытаниях. Их восхищали настойчивость и нетерпение дуче, абсолютное отсутствие у него сдерживающих центров, нескрываемые плотские порывы, полное бесстыдство и раскованность, скрежет зубов и грубые ругательства, непроизвольно срывавшиеся с его уст в момент оргазма. Им двигал животный инстинкт, приводивший в трепет тех сексуальных партнерш, которым не удавалось в половой жизни избавиться от ханжеских привычек или природной скромности. Для них было нечто притягательное в его мужицкой грубости, в открытом пренебрежении общепринятыми нормами поведения, в примитивном эгоизме его демонической страсти, которая пугала и возбуждала одновременно. Муссолини был совершенно раскрепощен и эгоистичен. Он откровенно наслаждался, никоим образом не заботясь о партнершах. Он не искал удобных поз, нередко предпочитал пол или стол кровати, не отличался изобретательностью и не испытывал в этом никакой потребности. По признаниям этих женщин, Муссолини не изъяснялся им в любви (да и как он мог это сделать, если не всегда знал их имена), не шептал нежности, не раздевал донага, а сам лишь приспускал брюки и не снимал ботинок. Получив желаемое, он иногда впадал в лирическое настроение и даже брал в руки скрипку — трюк довольно дешевый, но производивший впечатление. Чаще других дуче играл мелодии Вагнера.