Ты скоро почувствуешь, что из твоей души есть выход в душу другого человека, и то, что делается с твоей душой в эту ночь, – это делается ход из тебя к другому, чтобы вы были вместе.
* * *
Из ранних дневников. Все, что я думаю, – было думало и передумано. И я могу лишь дать другие оттенки тому же самому. Сущность жизни неподвижна. Формы ее изменчивы. Мы все работаем над изменением ее формы. Когда человек любит – он проникает в суть мира…
Вижу край зеленой одежды мира. Хочу о ней писать, хочу ловить все, что летит, и вьется, и реет вокруг. Дальше и дальше от центра. Все ловить. Все хватать. И всегда беречь в глубине души тайную тягу к тому, что скрыто под зеленым покровом. Никогда не называть это. Вечно чувствовать. Называть только то, что вокруг, что вьется. Тогда будет Поэзия…
Отдать себя жизни, пусть ранит она сердце, – чем больше ран, тем глубже свет. И каждый человек будет открытая книга, и по одному звуку голоса другого человека будешь сразу узнавать, кто он такой, что с ним было, и чем он мучится, как он ранен… А то можно забить себе в голову гвоздь, и так с гвоздем всю жизнь прожить и ничего не узнать…
Первая и самая большая радость, которую я себе дозволяю, это доверие к людям. Быть как все. Страдать оттого, что я – не как все…
Я один. Я слышу, как бьется мой пульс. Я вижу, как я тихо качаюсь от его ударов. Я слышу дыхание лилового колокольчика. Я его люблю. Он связан со мной. И через любовь мою к цветку я связан со всем великим миром.
Звезды зажглись. Тайна легла над землей. Господи! Оставь так! Оставь меня таким, как я есть, как я сейчас. Господи, дай мне силы не оторваться и встретить вместе со всеми Солнце! (1905–1912).
* * *
Всякое творчество похоже на поиски голоса в радиоприемнике: когда находят согласную волну – слышится голос. Так и творящий человек лично ему только данную волну (талант) приводит в согласие с одной из волн, существующих вне его, исходящих из неизвестного мира, похожего на большую радиостанцию.
Это согласие является одним как ритм, другим как смысл и мера всему, но тем и другим при этом слышится голос извне, как при согласной волне слышится голос с радиостанции..
Пространство и время – это когда смотрят на сторону. А в себе, внутри, в душе – в самой личности человека – там нет ни пространства, ни времени. «Моя птичка, – говорится о мечте в киргизской загадке, – в одно мгновение долетает до рая».
В душе и мечте нет времени, но мечта в полете своем встречает препятствия, и их периодическое повторение создает то, что мы называем временем и пространством.
Но не все из души уходит навстречу препятствиям. Есть, как мы говорим, что-то «за душой» у человека, лежащее вне пространства и времени. И это то самое, на что мы глядим и равняемся, с кем советуемся в глубине нашей и о ком каждый из нас может сказать: это ты, мой друг!
Искусство наше словесное, живопись, зодчество, скульптура и все другие являются в мелкой жизни маяками, светом большого единого духа.
Поведение или метод в искусстве – это система сигналов своей личности, себя самого, своей собственной души, как на другую планету.
С другой стороны, душа человека вообще одна, и сигналы какой-то души – есть сигналы единства.
Как это выходит, что человек бросает всех своих близких, родных, друзей и всю свою душу открывает совсем незнакомому человеку с ясной верой в то, что с близким жизнь изживается, а начинается настоящая жизнь за пределами нашего повседневного опыта и связей?
* * *
Аксиома творческого труда: что добро перемогает зло. Значит, из совокупности жизненного творчества получается некий плюс. И надо быть личностью , чтобы понимать этот плюс. Вот в этом знании общего дела есть сущность личности, потому что просто индивидуум знает только себя.
Индивидуализм – есть подчеркнутая слабость.
Прощай, снежок, ты растаял, и больше мы с тобой никогда не увидимся. Придет зима, и придет с ней, конечно, снег, но это будет другой снег, а ты больше никогда не вернешься. Прощай навсегда!
И дым из трубы, и это облако, и все – все пройдет, и перед собственной смертью ты будешь один, – вот это и страшно, что все, все, связанное с тобой, пройдет, не будет даже твоей могилы, когда совсем ничего от тебя не останется, а ты все будешь повторять: я-я-я!
Капля и камень. Лед крепкий под окном, но солнце пригревает, с крыш свесились сосульки – началась капель.
«Я! Я! Я!» – звенит каждая капля, умирая. Жизнь ее – доля секунды. «Я!» – боль о бессилии.
Читать дальше