Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя

Третируя Молотова, Сталин явно готовил более серьезный скандал. Основания для этого предоставили уже упомянутые обзоры зарубежной печати ТАСС, которые Сталин внимательно читал в отпуске. Все началось с сообщения корреспондента британской газеты «Дейли геральд» от 1 декабря 1945 г. В материале пересказывались слухи о возможном уходе Сталина с поста председателя СНК и возвращении на этот пост Молотова. «На сегодняшний день политическое руководство Советским Союзом находится в руках Молотова, при наличии, конечно, общих директив со стороны Политбюро», – писал корреспондент [787]. Трудно было придумать более опасные для Молотова предположения, особенно в тот момент, когда Сталин впервые за многие годы уехал из Москвы. Разгневанный Сталин 2 декабря по телефону потребовал от Молотова ужесточить цензуру. Молотов дал соответствующие указания подчиненному ему отделу печати НКИД [788]. Однако уже на следующий день произошло бюрократическое недоразумение. В обзор ТАСС о зарубежных публикациях от 3 декабря была включена заметка корреспондента американской газеты «Нью-Йорк таймс», опубликованная еще 1 декабря, т. е. до распоряжения Сталина о цензуре. По сути новая заметка напоминала статью в «Дейли геральд»: она содержала намеки на разногласия в советском руководстве и ослабление позиций Сталина [789]. Сталин прочитал публикацию из «Нью-Йорк таймс» 5 декабря. Судя по всему, тогда же ему на глаза попалось сообщение агентства Рейтер от 3 декабря, в котором говорилось об ослаблении цензуры в отношении иностранных корреспондентов, работавших в СССР. Агентство утверждало, что после коллективной жалобы западных журналистов 7 ноября на приеме по случаю очередной годовщины Октябрьской революции Молотов заявил кому-то из американцев: «Я знаю, что вы, корреспонденты, хотите устранить русскую цензуру. Что бы вы сказали, если бы я согласился с этим на условиях взаимности?» Через несколько дней, утверждало агентство Рейтер, западные корреспонденты действительно почувствовали ослабление цензурного контроля [790].

Все эти материалы давали повод для обвинений Молотова в своеобразном «заговоре». 5 декабря Сталин направил Молотову, Берии, Микояну и Маленкову телеграмму, в которой требовал расследовать дело [791]. На следующий день «четверка» направила Сталину подробный отчет. В отношении статьи в «Нью-Йорк таймс» все оказалось предельно просто. Она прошла цензуру еще 30 ноября, т. е. за три дня до указаний Сталина об ужесточении контроля. Столь же вразумительным был и ответ по поводу сообщения Рейтер о смягчении цензуры. Молотов действительно дал такое распоряжение в ноябре, поскольку цензоры «часто без необходимости вычеркивали из телеграмм инкоров отдельные слова и выражения». Что касается разговора Молотова с американским корреспондентом на приеме 7 ноября, то Молотов заявил, что ему приписаны слова, которых он не говорил [792].

Получив этот ответ, Сталин пришел в ярость или притворился, что негодует. В тот же день, 6 декабря, он направил в Москву крайне жесткую телеграмму. Проигнорировав все рациональные аргументы «четверки», он заявил, что Молотов в любом случае виновен в появлении «пасквилей на советское правительство» в зарубежной печати. Более того, либеральное отношение к иностранным корреспондентам, утверждал Сталин, было намеренной попыткой Молотова изменить «курс нашей политики». Обвинив Маленкова, Берию и Микояна в попустительстве, Сталин невероятно резко обрушился на Молотова. «Я убедился в том, что Молотов не очень дорожит интересами нашего государства и престижем нашего правительства, лишь бы добиться популярности среди некоторых иностранных кругов. Я не могу больше считать такого товарища своим первым заместителем», – писал Сталин. Чтобы еще больше унизить Молотова, Сталин отправил свою телеграмму только Маленкову, Берии и Микояну. Он поручил им вызвать Молотова, прочитать ему телеграмму, но не передавать сам текст. Объяснения этой конспирации были крайне оскорбительны для Молотова: «Я ее [телеграмму. – О. Х. ] не послал Молотову, так как я не верю в добросовестность некоторых близких ему людей» [793].

Телеграмма Сталина от 6 декабря 1945 г. содержала, пожалуй, самые резкие обвинения, которые Сталин когда-либо выдвигал против своих ближайших соратников, если не считать, конечно, тех членов Политбюро, которые были расстреляны. Реакция Сталина, несомненно, испугала «четверку». 7 декабря Берия, Маленков и Микоян отправили Сталину шифровку, в которой рапортовали о своей «принципиальности»: «Вызвали Молотова к себе, прочли ему телеграмму полностью. Молотов после некоторого раздумья сказал, что допустил кучу ошибок, но считает несправедливым недоверие к нему, прослезился» [794]. Трудно сказать, происходила ли эта встреча именно так, как сообщали Сталину его соратники. Очевидно, что это был спектакль, разыгранный для одного зрителя, причем в его отсутствие в зрительном зале. В таких случаях важен не сам спектакль, а отчет о нем. Этот отчет должен был вполне удовлетворить Сталина. Молотов подыграл коллегам. В тот же день он направил Сталину собственную телеграмму: