Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя

Однако над встречей в Крыму витали очертания не только будущего мира, но и надвигавшейся холодной войны. По поводу Польши фактически ни к каким компромиссам прийти не удалось. Сталин твердо решил поставить эту страну под контроль прокоммунистического правительства, сделав союзникам формальные уступки. Не вполне ясными остались перспективы репараций с Германии, к которым Сталин проявлял особый интерес. Возможно, еще больше, чем разногласия политиков, о пропасти, разделявшей союзников, свидетельствовали меры, предпринимаемые в Крыму советской госбезопасностью. Многолюдный десант западных делегаций определенно оценивался как вражеское проникновение. Корабли союзников, доставившие различные грузы для конференции, были окружены круглосуточными дозорами. Под жесткий контроль НКВД попадали моряки, получавшие увольнения на сушу. «Весь агентурный аппарат проинструктирован и нацелен на выявление характера связи иностранцев с военнослужащими порта и гражданскими лицами. Особенно тщательно проинструктирована женская агентура из числа окружения», – говорилось в одном из докладов руководства НКВД [711]. Можно только догадываться, что имелось в виду под инструктажем «женской агентуры».

После Ялтинской встречи недоверие Сталина к союзникам усилилось, что существенно повлияло на советские военные планы. Части вермахта явно предпочитали сдаваться на Западе и не ослабляли сопротивления на востоке. Сталин вполне мог опасаться если не сепаратного мира, то каких-то сепаратных соглашений союзников и немцев. Осознавая скорый разгром нацизма, каждый понимал, какое значение для послевоенного расклада сил и политической конфигурации будущей Европы имело продвижение союзных армий в эти последние решающие месяцы. Переговоры в Берне в марте 1945 г. уполномоченных разведки США с нацистскими представителями о капитуляции немцев в Италии могли только усилить подозрения Сталина.

Бернский инцидент разворачивался на фоне других конфликтов, в частности вокруг польского правительства. Именно поэтому он превратился в повод для открытой демонстрации недовольства союзников друг другом. После долгих пререканий 3 апреля 1945 г. Сталин направил Рузвельту резкое послание, в котором ставился вопрос о самой возможности «сохранения и укрепления доверия между нашими странами». Как показали архивы, это письмо, в отличие от большинства других, Сталин полностью написал сам, более того, при повторной правке сделал свой текст еще более жестким [712]. Рузвельт, в принципе настроенный на сотрудничество со Сталиным, ответил сдержанно. В ответе, который Сталин получил 13 апреля 1945 г., бернский инцидент был назван «незначительным недоразумением», который «поблек и отошел в прошлое» [713]. Это была одна из последних политических акций Рузвельта, в какой-то мере его завещание по вопросам взаимоотношений с СССР. 12 апреля президент умер. Сталин, судя по всему, был действительно опечален этой потерей. Однако новые неотложные военно-дипломатические дела очень быстро захватили его внимание.

Опасаясь быстрого продвижения союзников к Берлину, Сталин решил ускорить овладение германской столицей, насколько это позволяли обстоятельства. Наступление на Берлин началось 16 апреля 1945 г., на месяц раньше тех сроков, которые Сталин сообщил союзникам [714]. Несмотря на подавляющие преимущества советских войск в живой силе и технике, это ключевое сражение оказалось очень тяжелым. Из более 2 млн воинов Красной армии и Войска польского, принимавших участие в Берлинской операции, были убиты, ранены и пропали без вести более 360 тыс. [715]Немецкие части отстаивали свою столицу с упорством.

Положение Красной армии осложняло политически мотивированное решение о форсировании операции. Хотя некоторые задержки в наступлении уже не имели критического значения, Сталин поощрял командующих фронтами форсировать продвижение их войск. Быстрота и взломы хорошо укрепленных позиций врага требовали жертв. Рекордная скоротечность операции и концентрация на Берлинском направлении огромных сил вызвали постоянную корректировку общих планов и текущих директив. По свидетельству начальника Главного оперативного управления Генштаба С. М. Штеменко, во время Берлинской операции сложившийся порядок работы Ставки нарушился. Руководство Генштаба вызывалось в Ставку по нескольку раз в день во внеурочное время, многие документы готовились в экстренном режиме, «молниеносно развивавшиеся события не укладывались ни в какие рамки» [716]. В таких условиях, по мнению некоторых историков, реакция Сталина «на изменения обстановки не могла быть своевременной» [717]. Правда, какие конкретно последствия имела эта несвоевременность, непонятно. Как и во многих других случаях, адекватность действий советского верховного командования и Сталина в Берлинской операции почти не исследована.