Семен Трегуб - Николай Алексеевич Островский

«Познакомилась я с Николаем еще до школы. Он работал тогда на электростанции. Это было в 1918 году. О нашей первой встрече Островский рассказывает в книге так, как оно было.

Я часто ходила купаться на пруд, возле вербы у водокачки. Однажды я пришла сюда и увидела: у вербы сидел паренек и удил рыбу. Я подошла к нему и спросила, как удится рыба. Он ответил: «Конечно, если мешать, то ничего не словишь». Мы разговорились. У меня в руках была книга. Он спросил у меня, что это за книга, и стали вместе читать. Сейчас я не помню ее названия, но хорошо помню, что это был не «Овод», потому что он сам мне читал эту книгу позже и сам ее принес. Когда мы читали, к нам подошли два гимназиста — один из них, кажется, был сын дорожного мастера Юрик, а второй — Стасик. Они хотели познакомиться со мной и стали смеяться над Колей. Тогда он с ними расправился — подрался с одним, а другого, в белом кителе, сбросил в воду.

Я его пригласила к нам познакомиться с родителями. Но он отказался, не хотел итти в рабочем костюме, говорил, что плохо одет, неудобно, а пришел к нам через две недели уже приодетый, в новой рубашке и брюках. Он купил их на свой заработок.

Николай рассказал мне, как утащил наган у немца через окно и спрятал.

Потом он учил меня стрелять из него, говорил, что это пригодится в жизни.

Про свой арест мне Николай сам рассказывал. Когда его освободили, он прятался у нас на пасеке два дня и всю ночь рассказывал, как его били в тюрьме за матроса.

Об аресте Николая я узнала от Проскуриной, моей подруги. Об этом Островский пишет в книге. Я разыскала брата Островского — Дмитрия Алексеевича, и он забрал его на паровоз».

Анна Караваева. О незабвенном друге. Журнал «Молодая гвардия», 1937, № 3.

Ряд героев книги назван своими настоящими именами: Устинович, Пузыревский, Жаркий, Брузжаки, Лисицын, Чернопыжский, Берсенев, Вольмер, Чернокозов, Жигирева, Новиков, Прошка, поп Василий; фамилии же некоторых лишь слегка видоизменены: Линник — Долинник. Феденев — Леденев, Литунов — Летунов, Пыжицкий — Гижицкий, Исаева — Игнатьева, Пуринь — Лауринь, Мацюк — Кюцам, Рая — Тая.

Журнал «Молодая гвардия», 1932, № 4.

Из письма А. Фадеева к Н. Островскому от 28 июня 1936 года. Архив Сочинского музея Н. Островского.

Н. Островский. Речи. Статьи. Письма. Изд. «Молодая гвардия», 1948, стр. 56.

В. И. Ленин. Сочинения, изд. 3, т. XIV, стр. 190.

М. Горький. О молодежи, Изд. «Молодая гвардия», 1949, стр. 146–147.

Из материалов Московского музея Н. Островского.

Подлинник письма хранится в Сочинском музее Н. Островского.

Из писем О. О. Островской. Архив Сочинского музея Н. Осировского.

Приводим по стенограмме, опубликованной в журнале «Молодая гвардия», 1935, № 7.

Послесловие к книге: Н. Островский и М. 3ац. Как закалялась сталь. Киносценарий. Изд. «Искусство», М., 1937, стр. 201.

Н. Островский и М. Зац. Как закалялась сталь Киносценарий. Изд. «Искусство», М., 1937.

Послесловие к книге: Н Островский и М. Зац. Как закалялась сталь. Киносценарий. Изд. «Искусство», М… 1937.

К сожалению, этот сценарий так и не был воплощен в фильм. Впоследствии, уже после смерти Островского, режиссер М. Донской поставил фильм «Как закалялась сталь» по другому сценарию.

В 1934 году Островский получил 1 700 читательских писем, а за 10 месяцев 1935 года — 5 120.

«Ленинградская правда» от 26 декабря 1936 года.

Р. П. Островская, описывая свою первую встречу с Н. Островским в Новороссийске, вспоминает, как насмешил он ее своим мастерским рассказом о «мумуарах» некоего Квасмана, с которым он встретился в харьковской клинике. «Мумуары» Квасмана состояли из 27 толстых конторских книжек. На протяжении 23 лет он аккуратно заносил в них все свои сугубо личные и сугубо мелочные переживания, вроде того что «за завтраком попалось тухлое яйцо» или «сегодня сердце дало перестук». Автор «мумуаров» был убежден, что его записи представляют общественный интерес. Когда Островский в шутку предложил было ему продать книги, Квасман всерьез ответил: «Тю-тю-тю… Не на такого напали. Один здесь уже двести рублей предлагал, но я знаю, чего стоит мое произведение. Ого-го!» Воспроизведя этот рассказ, Р. П. Островская пишет, что уже тогда в рассказчике чувствовался художник, наделенный огромной наблюдательностью и мягким юмором. Для нас также несомненно сатирическое дарование Островского.