Николай Старшинов - Зарево над волнами

За шесть суток боевых действий личным составом нашего батальона было захвачено у врага четыре орудия, три миномета, двадцать семь пулеметов, большое количество автоматов и различного военного имущества. Взято в плен шестьдесят три солдата и офицера. Противник потерял более полутора тысяч человек.

Десантники уничтожили четыре танка, пятнадцать артиллерийских орудий, семь минометов и более тридцати пулеметов.

- Интересно, сколько еще осталось у фрицев солдат и военной техники? вслух любопытствовал с присущим ему юмором Кирилл Дибров. - Надо бы и до остальных добраться... Знаете, друзья, очень хочется вернуться в Севастополь. У меня там есть свои счеты с гитлеровцами.

- Обязательно вернемся, - сказал ему кто-то из краснофлотцев. - Теперь, брат, все к этому идет.

Да, события войны приближались к тому, что еще совсем недавно казалось мечтой. Предстояло гнать захватчиков из Крыма. И люди, еще не отдохнувшие от тяжелейших боев, уже строили планы на будущее, думали о скорейшем осуществлении новой десантной операции.

В Новороссийске то в одном, то другом месте слышались глухие взрывы, рушились стены жилых домов и административных зданий. Советские минеры без сна и отдыха обследовали квартал за кварталом, выявляя и обезвреживая мины замедленного действия, оставленные немцами.

Но для нас боевые действия на этом участке пришли к концу. Наступила разрядка - время, когда наиболее отчетливо вспоминаются детали боев, когда острее ощущаешь ту опасность, которой подвергался совсем недавно. Порой в минуты таких раздумий не верится, что ты жив, что вырвался из пекла и хоть на время можешь считать себя в безопасности.

- По этому поводу нам причитается, - сказал мне капитан-лейтенант Ботылев. - Так сказать, за прошедшее и за грядущее.

- Не возражаю, - согласился я. - Сегодня 17 сентября, давай отметим этот день.

Мы выпили. Закусили консервами.

- За нашу победу, - проговорил Ботылев, - и за тех, кто не увидел ее... Выпьем еще?

- Пожалуй.

Выпили, но веселей от этого не стало. Неподалеку от дома, где мы "пировали", резко затормозил серый от пыли "виллис".

- Вас вызывает нарком Кузнецов, - обратился к нам незнакомый старший лейтенант.

- Удобно ли в таком виде? - растерянно спросил Ботылев, намекая на наше не совсем трезвое состояние. - Впрочем, выбора у нас все равно нет.

Отправились по вызову.

Вскоре мы стояли перед адмиралом флота СССР Николаем Герасимовичем Кузнецовым и членом Военного совета флота контр-адмиралом Николаем Михайловичем Кулаковым.

Ботылев представился.

- Вопрос к вам, командир, - сказал нарком, - как отдыхаете?

- Хорошо.

- Где семья?

- В Подмосковье, товарищ адмирал флота.

- Что ж, - улыбнулся Кузнецов, - если есть желание, поезжайте в отпуск. Заслужили.

Он прошелся по комнате. Остановился передо мною.

- Теперь вопрос к вам, комиссар: как отдыхаете?

- Плохо, товарищ адмирал флота.

- Странно... Нет согласия, - обернулся Кузнецов к Кулакову. - Командир говорит одно, комиссар - другое. Слышал я, что в бою они действовали иначе.

- Так чем же это объяснить? - спросил меня контрадмирал Кулаков.

- Мы отдыхаем от боя и это само по себе, конечно, отлично, - ответил я. Но наши люди шесть суток без горячей пищи...

- Правильно, - не дал мне договорить адмирал флота СССР, - о людях следует подумать. Этот вопрос уладим незамедлительно.

Он побарабанил пальцами по облупившейся штукатурке и неожиданно спросил:

- Вы женаты?

- Так точно. Жена в Горьковской области.

- Дать отпуск, - обратился Кузнецов к Кулакову. - Люди заслужили. И еще следует выяснить, у кого из отличившихся в бою за Новороссийск бойцов и командиров семьи, конечно, не особенно далеко... Чтобы они могли повидаться с родными и близкими.

Когда мы вышли на улицу, Ботылев облегченно проговорил :

- Не заметили, что мы навеселе.

- Хорошая веселость, - отозвался я, - когда беда с радостью вперемежку.

- И все же победа большая, - строго заметил он. - Пусть тяжелой ценой, но она достигнута.

Больше по пути до расположения нашей части мы не проронили ни слова. Каждый думал о своем. Радовала возможность повидаться с семьей. Но все омрачалось недавними событиями. Перед глазами стоял веселый лейтенант Рыбнев. И вот его изуродованный, опаленный труп... Какими же извергами надо быть, чтобы поступить так с раненым человеком! Хотелось сейчас, немедленно встретиться с палачами, отомстить им за все. Только есть ли мера отмщения за зверства гитлеровцев? Нет! Мы мстить не будем. Пусть врага ждет не месть, а справедливая кара. Этот час приближается с каждым днем.