Сергей Андрющенко - Начинали мы на Славутиче...

— По имеющимся у нас данным, в Житомире у немцев нет крупных войск, — ответил подполковник. — И если учесть, что мы будем действовать совместно с кавкорпусом, то сил для захвата города достаточно…

Беспокойство командующего артиллерией передалось и нам. Квашневский был совершенно прав.

— Обратите на это внимание комкора, — попросил он.

Примерно через час, докладывая Н. Е. Чувакову обо всех делах, я указал на недопустимость обнаженного фланга слева. Никита Емельянович согласился со мной. Связавшись с командармом К. С. Москаленко (это было поздно вечером 9 ноября на КП в лесу близ Юрова), Чуваков сообщил ему, что в связи с нашим стремительным продвижением между 21-м стрелковым корпусом и нашей 218-й стрелковой дивизией образовался разрыв до пятнадцати километров, и это представляет определенную опасность, особенно если учесть, что противник как раз на данном направлении в районе Андрушевки, Котлярки, Попельни сосредоточивает крупные силы с явным намерением нанести контрудар. Разведкой там обнаружены и части танковой дивизии СС «Адольф Гитлер». Комкор сказал, что считает целесообразным, усилив 218-ю дивизию противотанковой артиллерией, переподчинить ее 21-му стрелковому корпусу и выдвинуть на рубеж реки Гуйва, поселков Быстры и Ивница, чтобы прикрыть образовавшуюся брешь.

Что ответил на это генерал Москаленко, я не слышал. Но Чуваков был явно недоволен состоявшимся разговором. Закончив его, он нахмурился и сдержанно сказал:

— Приказано как можно скорее взять Житомир… Командующий требует ускорить продвижение…

Склонившись над картой, Никита Емельянович укоризненно покачал головой. Левый фланг беспокоил его, как показали дальнейшие события, не напрасно. На следующий день разрыв с 21-м корпусом увеличился. Узнав об этом, Чуваков приказал мне подготовить донесение непосредственно командующему фронтом генералу Н. Ф. Ватутину, обрисовав в нем реальное положение вещей и подчеркнув, что отставание нашего соседа, а также нехватка в частях боеприпасов и горючего могут иметь самые неприятные последствия.

Такое донесение было составлено и отправлено 10 ноября командующему 1-м Украинским фронтом и командарму генералу К. С. Москаленко.

Однако и на этот тревожный сигнал никто, к сожалению, не отреагировал. Штаб фронта лишь продублировал то, что было уже сказано генералом Москаленко: не позднее 13 ноября нам следовало овладеть Житомиром.

День 12 ноября начался как обычно: командиры дивизий доложили, что полки довольно быстро продвигаются вдоль Житомирского шоссе и находятся в каких-нибудь двадцати километрах от города. Противник оказывает сопротивление и местами даже контратакует, но небольшими группами, которые уничтожаются с ходу. В хорошем темпе шел вперед наш правый сосед — 1-й гвардейский кавалерийский корпус, с которым нам было приказано взаимодействовать при взятии Житомира.

В полдень из штаба кавкорпуса сообщили, что наши подразделения перерезали железную дорогу на участке Житомир — Городище, лишив тем самым гитлеровцев возможности что-либо вывозить из города. Это было очень важно, так как в Житомире у них были крупнейшие военные склады. Город был, по существу, базой снабжения фашистских войск на этом участке фронта.

Наступление развивалось успешно. Но после полудня командир 30-й стрелковой дивизии генерал-майор В. П. Янковский доложил, что на рубеже юго-западнее Студеницы встречено сильное огневое сопротивление врага; подразделения, понеся потери, вынуждены были остановиться. Аналогичное донесение последовало и от полковника И. В. Бастеева, принявшего после гибели Г. Ф. Щербакова командование 23-й стрелковой дивизией.

Самым тревожным было сообщение из 218-й стрелковой. Части ее также были остановлены и, развернувшись, вели бой с контратакующим противником. Кроме того, дошла потрясающая весть о том, что при бомбежке в районе деревни Левково одновременно погибли командир дивизии генерал-майор С. Ф. Скляров и начальник штаба полковник И. Г. Елисеев. Последнего я знал очень близко: он до меня исполнял обязанности начальника штаба корпуса. Потери на войне, конечно, неизбежны. И тем не менее с этим всегда трудно примириться. Разум еще долго отказывается верить, что человек, с которым ты еще вчера делил все невзгоды, больше никогда не протянет тебе дружескую руку и не сможет выручить в минуту опасности. Всякий раз, когда гибли в бою товарищи, сердце наполнялось горечью и болью и вместе с тем росла ненависть к врагу, заставлявшая нас мстить за погибших и драться с фашистами с еще большим ожесточением и непримиримостью.