В тот момент мне очень хотелось поехать вместе с комдивом. Главная задача решалась на плацдарме, а здесь, на острове Каневский, было уже что-то вроде тыла. Но я понимал, что кто-то должен оставаться и продолжать руководить переправой. Не без сожаления попрощавшись с Королевым, я долго стоял на берегу, глядя вслед лодке, растаявшей в ночи. Нас с Александром Игнатьевичем связывала тесная дружба. Он был для меня не только непосредственным начальником, но и близким по духу человеком. Мы очень хорошо понимали и поддерживали друг друга.
Высадившись на плацдарм, комдив, как потом стало известно, начал обходить боевые порядки полков, знакомился с расположением батальонов, системой огня, на месте давал указания по взаимодействию при отражении атак противника. Беседуя с бойцами и командирами, он интересовался их настроением, подбадривал. Генерал побывал в самых передовых траншеях, а утром, когда гитлеровцы снова бросились в контратаку, с НП у гребня высоты 175,9 лично руководил боем. Там же были майор Н. Д. Фролов со своей оперативной группой, командующий артиллерией подполковник А. П. Свинцицкий и начальник разведотделения майор Е. И. Карачун.
Во второй половине дня Королев решил побывать в 225-м стрелковом полку. Туда отправился и начальник политотдела. На КП полка майор И. И. Шиянов доложил о размещении подразделений, об организации обороны и мерах, принимаемых им на случай контратак врага. В полку оставалось мало людей: в ротах не было и трети боевого состава. Поэтому, когда фашисты атаковали, приходилось собирать силы в кулак для нанесения ответного удара. Королев подробно расспросил Шиянова об особо отличившихся воинах. Он намеревался лично встретиться с ними и поблагодарить за проявленные стойкость и мужество. Его интересовали система эвакуации раненых, порядок подвоза горячей пищи и боеприпасов.
Вечером, как мне потом рассказывал А. И. Фролов, он и комдив вышли к берегу реки. Солнце садилось, и его косые лучи золотили воду, Королев сказал:
— Смотри, Александр Иванович, какой великолепный закат. Давненько такого не видывал. У нас на Ярославщине бывают такие красивые закаты, что просто залюбуешься…
С запада порывами налетал ветер, срывая с кустов, росших у воды, уже пожелтевшие листья. Они мягко падали в реку и долго покачивались на волнах, постепенно уносимые течением к югу.
— Что-то прохладно становится, — поежился Александр Игнатьевич. — Осень берет свое.
Он попросил адъютанта принести ему плащ-накидку, оставленную неподалеку в щели, раскрыл портсигар, протянул Фролову, но тот отказался. Комдив закурил сам и стал прохаживаться вдоль берега. В это время гитлеровцы снова начали обстрел плацдарма: они редко давали нам передышку более получаса. Один снаряд разорвался неподалеку от Королева. Даже не вскрикнув, он упал лицом вниз. Фролов бросился к комдиву, перевернул его на спину и увидел на левом виске генерала струйку крови. Рана была совсем крохотной, но осколок, видимо, проник глубоко. Все произошло настолько внезапно, что в руке Королева еще продолжала дымиться папироса.
Вместе с адъютантом Фролов перенес комдива в окоп и начал делать ему перевязку. Александр Игнатьевич еще дышал. Но минут через десять он, не приходя в сознание, скончался.
Вскоре майор Фролов позвонил на командный пункт дивизии и сообщил о гибели комдива. Весть была настолько неожиданной и чудовищной, что, потрясенный, я с минуту молчал, пока Фролов не забеспокоился:
— Ты слышишь меня, Сергей Александрович?
— Да, — с усилием отозвался я.
Должно быть, начальник политотдела понял мое состояние и сочувственно проговорил:
— Что поделаешь, Сергея Александрович, на войне без потерь не бывает. Все здесь потрясены и рвутся в бой, чтобы отомстить за своего комдива.
Всем было известно, что Королев не просто пользовался среди личного состава дивизии большим авторитетом. Его любили бойцы и командиры. Поэтому реакция людей была вполне естественной. Дошло до моего сознания и другое: теперь до прибытия нового комдива на мне лежит ответственность за все, что произойдет в соединении. Эта мысль заставила взять себя в руки.
— Ты, Александр Иванович, попридержи-ка там горячие головы, — сказал я Фролову. — Как бы в гневе чего не натворили.
— Не беспокойся, — ответил он. — Все будет как надо…
Положив трубку, я тут же связался со штабом корпуса и попросил к телефону генерала Чувакова. Никита Емельянович выслушал мое сообщение о трагическом события молча: его выдержке всегда можно было позавидовать.
Читать дальше