Вадим Прокофьев - Степан Халтурин

Об организации этой стихии революционного бунтарства никто не думал. Даже наоборот, ее отрицали, так как боялись всякого централизма и «генеральства».

Пошли в народ весной 1874 года стихийно, мало зная друг друга, не выработав единых форм пропаганды, не намечая сроков народного восстания. «Народ готов к бунту» — дело казалось легким. А революция? Ну, она вспыхнет еще до наступления осени. Тысячи восторженных юношей и девушек, опаленных видением народного счастья, шли одиночками, двигались группами и даже целыми кружками. Волны движения разлились по всей России. По деревням и селам разъезжали бутафорские крестьяне в новеньких, с иголочки, полушубках, заячьих треухах, валенках. Как будто вся прилизанная гардеробная Мариинского театра вдруг обрела плоть и кровь и в образе крестьян из драм Кукольника и Озерова ворвалась в грязную, оборванную русскую деревню.

«Водевильные крестьяне» не понимали крестьянина реального. Тщетны были их поиски социалистических начал в замызганной деревне. Крестьяне охотно слушали пропагандистов, готовы были идти за агитатором, но лишь до ближайшего помещичьего имения; стоило пропагандистам завести речь о том, что волю и землю можно добыть, только начав с царя, свергнув его с престола, как картина резко менялась.

В царя крестьянин верил, имя его произносил с почтением и слышать не хотел о свержении «освободителя». Крестьянин раскрывался перед народниками в обличии мелкого собственника, цариста, жаждущего земли и вовсе не помышляющего о социалистических началах общежития.

Полиция очень скоро приспособилась ловить пропагандистов, хотя крестьяне редко выдавали их, а если такое и случалось, то вина в этом целиком падала или на грубых, или попросту неосторожных народников.

К 1875 году были выловлены тысячи пропагандистов в тридцати семи губерниях Российской империи. Правительство сначала хотело подготовить грандиозный процесс, но потом отказалось от этой мысли — все же это тысячи людей, среди которых большинство имело высшее образование, а некоторые были хорошо известны не только в России, но и за границей. Стали высылать административно, отдавать на поруки, до суда было доведено только 193 человека»

Движение народнической молодежи было близко Халтурину своим боевым духом, революционной страстностью, самоотвержением, но в самом начале оно не захватило Степана в свой водоворот. Халтурин по приезде в Петербург в первое время оказался в стороне от практической революционной деятельности народников. Степану трудно было разобраться в сумбуре народнических идей, его смущала беззаветная вера интеллигентов в крестьянина. Даже перед самим собой остерегался Степан критиковать эту влюбленность народников в крестьян. Он считал, что его собственный жизненный опыт и запас знаний недостаточен для того, чтобы противоречить таким вождям, как Лавров, Бакунин. Но знакомство с вятской деревней, с крестьянами настраивало Степана скептически. Он верил в рабочего, но на первых порах эта вера основывалась на интуиции, а не на твердом знании, хотя книги сделали свое дело, и чем больше Степан читал о положении рабочих в России и за границей, тем больше проникался убеждением, что рабочий еще скажет свое слово в революционной борьбе.

Осень 1875 года была для Степана порой колебаний, порой настойчивых исканий, радостных открытий и разочарований. Случайный, временный характер работы Халтурина не позволял ему завязать тесные знакомства, найти людей, которые могли бы ответить на те «тысячи вопросов», которые роились в голове. Оставались книги. Но как трудно было их доставать! В библиотеки не проберешься, они не для таких, как Степан. А если даже и сумеешь проникнуть в какую-либо, то разве достанешь там нелегальные издания? А легальная русская пресса или молчит по поводу социальных и политических проблем, или отделывается либеральной жвачкой, вегетарианской жижицей звучных и ничего не значащих слов. Приходилось обращаться к букинистам.

Букинистические книжные лавки рознятся друг от друга, как политические идеи. На Невском они пестрят шикарными витражами античной мифологии, французскими романами для вечернего чтения воспитанниц Смольного, иллюстрированными изданиями. Мало у Халтурина денег, живет впроголодь, но он уже знаком с книготорговцами университетской набережной, знают его букинисты, торгующие прямо на тротуарах с рогожки на Выборгской стороне. Здесь покупатель попроще, а продавец похитрей, он знает, что молодежь интересуется нелегальными изданиями. И они всегда имеются в запасе у книжных барышников.