Лев Гумилевский - Зинин

— Эка, как вы запомнили — слово в слово, как у меня! — откликнулся Сеченов. — Рад, что дошло до вас!

Дмитрий Иванович с некоторым недоумением смотрел то на одного, то на другого, стараясь понять о чем тут шла речь.

Тогда Николай Николаевич обратился к нему:

— Конечно, Дмитрий Иванович, вы сделали большое открытие, очень большое. Но вот Иван Михайлович сделал еще больше — он объяснил нам, как мы мыслим, как делаются открытия! Тут есть что-то гениальное.

— Не спорю, равняться с ним не хочу… — охотно подтвердил Менделеев, и разговор круто повернулся к «Рефлексам головного мозга».

С этой поры книга Сеченова становится настольной книгой Николая Николаевича и помогает ему впоследствии понять необъяснимую и необъясненную психологическую загадку в душевной жизни его старого друга и ученика — Александра Михайловича Бутлерова.

Бутлеров перешел в Петербургский университет в полном расцвете своего таланта, окруженный славой ученого с мировым именем. На первой его лекции 23 января 1869 года присутствовали не только студенты-химики, студенты других факультетов, но и профессора. Привлекательные манеры, красноречие и эрудиция, удивительное умение овладевать вниманием аудитории покорили слушателей. Популярность нового профессора быстро росла вместе с его научным и общественным авторитетом. В этом большое значение имела и деятельность Бутлерова в Академии наук рядом с Зининым.

Организация Химического общества, открытие периодического закона, журнал общества, брошюра Зинина об анилиновых красках объективно свидетельствовали о быстрых теоретических и практических достижениях химической науки и широчайших перспективах ее развития. Николай Николаевич совмести но с Фрицше поднял вопрос об увеличении мест по химии в системе Академии наук.

«Для Академии наук, которая по выходящим из нее научным работам должна быть представительницей научного развития России, мало двух деятелей по химии, пустившей корни свои и ветви в области самых разнородных знаний», — писали два представителя химии в академии, требуя хотя бы еще одного места для своей науки.

Располагавшее свободными адъюнктскими вакансиями физико-химическое отделение академии решило положительно вопрос большинством в семнадцать голосов против трех.

Тогда Фрицше, Зинин и Кокшаров предложили кандидатом на отведенную для химии вакансию Бутлерова. В январе 1870 года Бутлеров был избран адъюнктом, через год — экстраординарным академиком.

— Ура, один только черный! — такой записочкой уведомил Николай Николаевич своего старого друга и ученика.

Бутлеров занял кресло умершего в 1871 году Юлия Федоровича Фрицше. Вскоре по праву академика он занял квартиру, освобожденную семьей Фрицше. Так началась лучшая пора жизни старых друзей, учителя и ученика, в одном доме, в постоянном человеческом и научном общении.

Не давал твердого ответа научный опыт — Николай Николаевич из своей лаборатории шел в соседнюю, к Бутлерову, и спрашивал:

— Как там по вашей новой теории — амаровая кислота имеет изомеры или не имеет?

Александр Михайлович отвечал, но, когда его теория не давала ясного ответа на какое-нибудь сомнительное предположение, ученик шел к учителю:

— У вас такой опыт и такое химическое чутье, что, может быть, вы скажете — есть разница в химическом строении или в атомном весе у желтого и красного фосфора?

Собирались в очередной понедельник гости наверху, у Зинина; Александр Михайлович брал из прихожей щетку, служившую для подметания полов, я стучал ею в потолок, приглашая таким условным знаком спуститься всех к нему: будет какое-то особенное угощение.

Возвращался Николай Николаевич из академии с ворохом новостей, требующих обсуждения, и в кабинет Бутлерова по каменной стене доходил условный стук головкой бронзового пресс-папье.

Избрание Бутлерова в Академию наук усилило не только химическую группу академии. Рука об руку ученик и учитель при поддержке других передовых русских ученых вступают в борьбу с темными силами реакционеров, карьеристов и бюрократов.

Поводы для столкновений возникали постоянно.

По предложению Зинина и Бутлерова Академия наук присудила Ломоносовскую премию в 1870 году известным химикам А. Н. Энгельгардту и Н. А. Лачинову за исследование креозолов и нитросоединений.

Прежде чем присужденная премия была выдана, Энгельгардт подвергся аресту, заключению в Петропавловскую крепость и высылке затем в свое имение за революционную деятельность. Непременный секретарь академик Веселовский, игравший в академии главную роль, предложил отменить присуждение премии.