Леонид Хинкулов - Франко

— Но такая видимая гармония, — замечал Франко, — ‘только один из способов возбудить определенное настроение. Однако народной поэзии не чужд и другой прием — прием контраста.

Барвинский этого не понимал.

— Нужно, — настаивал он, — писать округленные, законченные рассказики, новеллы или романы, а не эскизы, не наброски.

— Я не чувствую в себе силы, да и не владею таким количеством наблюдений, чтобы построить округленный, законченный рассказ и дать в нем полную картину всего общества или хотя бы одного какого-нибудь класса, — скромно заявил Франко.

И еще один вопрос вызвал спор между Франко и Барвинским. Редактор считал необходимым, чтобы повесть непременно будила национальные чувства. А Франко настаивал на том, что прежде всего следует изображать социальные отношения людей.

— В условиях различного воспитания, традиций, окружения, — говорил Франко, — и последовательность, и причинность, и закономерность поведения различных людей различных классов бывают различны. Изображать эти особенности человеческой логики и психологии для меня самое привлекательное дело.

— Ну, так это не хватит всей жизни, чтобы настолько войти и вдуматься в дух разных людей из разных классов, чтобы изобразить их в повестях, — возражал Барвинский.

— Да, — отвечал Франко, — и все же это необходимо. И только располагая такой картиной жизни общества во всех его классах и явлениях, мы можем рассчитывать на синтез, на создание более широких и «округленных» образов.

Барвинский, конечно, так и не согласился с. молодым писателем-реалистом. «Но меня этот разговор с ним, — вспоминал Франко, — привел к окончательному решению: собирать материалы, писать эскизы и рассказы, изображая наше общество, различные его классы, разные стремления, муки, порывы, иллюзии и настроения. Жизнь дала мне, пожалуй, даже слишком много возможностей для сбора такого материала. Случайные рассказы знакомых, лица, встреченные в вагоне железной дороги, собственные воспоминания и наблюдения — все это постепенно превращалось на протяжении многих лет в более или менее обширные повести и эскизы. Я стремился каждую такую картинку выносить в душе до тех пор, пока не вживусь в особенную, присущую ей атмосферу, не отыщу соответствующий ей тон и средства изображения».

Так окончательно созрел у писателя план всестороннего художественного показа жизни народа.

В середине семидесятых годов Франко пишет рассказы и повести, и с их страниц встают забитые нуждой, непосильной работой и бесправием крестьяне. В первый раз в литературе появляется образ наемного рабочего — нефтяника бориславских промыслов. И ему противопоставлен образ эксплуататора-капиталиста, грязного представителя раннего промышленного «грюндерства»… Капиталистический удав — «боа-констриктор» (так и назвал Иван Франко свою повесть) — душит бедняков, убивает все подлинно человеческое, толкает на преступление.

«Лесихина семья», «Два приятеля», затем цикл рассказов, печатавшихся в журнале «Друг» и вышедших в 1877 году под заглавием «Борислав. Картины из жизни прикарпатского населения», — все это было совершенно новым словом в украинской прозе.

В то же время появляется первый сборник стихотворений Франко — «Баллады и наставления». Он состоит главным образом из переводов — Пушкина, Алексея Толстого, Гейне. В журнале «Друг», в альманахе «Днестрянка» Франко помещает свои прозаические переводы: начало романа «Что делать?» Чернышевского, отрывок из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина, рассказы Глеба Успенского, Эмиля Золя.

На всю жизнь осталась у него эта изумительная работоспособность: ведь библиографический указатель его сочинений включает свыше четырех тысяч номеров!

Франко выступает в журнале «Друг» с литературно-критическими статьями. Он стремится теоретически обосновать принципы реализма в литературе и народности в языке. Он популяризует отдельные мысли и высказывания Белинского, которого называет «отцом реалистической школы».

Франко уже ясно понимает, что «действительность должна быть основой поэзии, и тогда поэзия будет иметь цену для действительности». Его все больше волнует мысль о необходимости коренных перемен, хотя пока он еще и не осознал всю глубину революционно-демократических взглядов на развитие общества.

Он склонен был думать, что одним только прогрессом культуры и науки можно решить важнейшие социальные проблемы.