Евгений Гнедин - Выход из лабиринта

Субъективный опыт соприкосновения с верхушкой государственного аппарата может служить дополнительным стимулом для обобщенных объективных выводов, которые Вы формулировали и на практике (в отличие от других) применяете. С социологической характеристикой лиц, в чьих руках находятся рычаги управления, и с пониманием всей сложившейся системы управления нашей страной связано практическое значение позиции, занятой Вами в отношении условий разрядки напряженности. Действительно, разрядка напряженности и реальное, подлинное мирное сосуществование в международной жизни останутся под вопросом и под угрозой, пока не изменятся методы управления нашей страной и вся внутриполитическая обстановка. Мне хочется привлечь Ваше внимание к историческому опыту. На протяжении всего периода между концом гражданской войны и вплоть до начала второй мировой войны внешнеполитические усилия по укреплению мира и предотвращению войны, да и вообще международное положение СССР, терпели ущерб из-за авантюр, перегибов и даже преступлений во внутренней политике (достаточно напомнить о международно-политических последствиях террора в деревне при раскулачивании или показательных процессах, но можно было бы привести и менее известные примеры).

Из сказанного Вы можете усмотреть, что в Ваших разногласиях с Р.А.Медведевым я на Вашей стороне, согласен с Вами. Собственно говоря, еще до того, как эта тема стала предметом полемики, я высказался по этому поводу, когда в отклике на Ваше выступление писал Вам, что «подконтрольная демократия нереальна, а нужен демократический контроль».

Из моего давнего письма Вы знаете, что я в принципе поддерживаю представление о конвергенции как неизбежном историческом процессе. Перечитывая теперь мои старые статьи в «Новом мире», я обнаружил, вернее восстановил в памяти, что эти статьи содержат — в подцензурной форме — аргументы в подтверждение того, что в обеих системах происходят сходные социологические и экономические процессы, и там и здесь личность находится в зависимости от крупномасштабных организаций, демократический контроль — злободневная задача, и в результате возникают сходные нравственные проблемы. (Позволяю себе преподнести Вам оттиски двух моих статей, в определенной части не потерявших злободневность).

Аналогия между процессами, происходящими в западных странах и в СССР, не ослабляет справедливости сформулированной Вами мысли, что «в условиях нашей страны нравственная и правовая позиция является самой правильной, соответствующей потребностям и возможностям общества».

Из сказанного мною по поводу проблемы конвергенции вытекает, что и в Вашем споре с А.И.Солженицыным я всецело согласен с Вами. Сформировалось мировое хозяйство, неразрывны и будут углубляться многообразные связи и формы взаимозависимости между отдельными его частями и элементами, складывается, впервые в истории, человечество как реальный фактор и как понятие осознаваемое людьми (чего не было в прошлые эпохи). Здоровый подъем национального движения с философско-исторической точки зрения не противоречит этому процессу, потому что национально-освободительная борьба и острое чувство национального достоинства фактически противостоят государственному и межгосударственному насилию, а не прогрессу человечества в целом.

Будущее нашей страны — и, если угодно, историческая миссия России, как ее понимали люди моего поколения, — может быть построена не на реакционных утопиях, а на включении нашей многонациональной страны через связь с Западом в процесс развития всего человечества.

Пишу Вам не программное письмо, но, собственно говоря, и не чисто личное. Я имею возможность заверить Вас (и это не голословно), что по всем затронутым проблемам именно Вы встречаете сочувствие и согласие у очень большого числа мыслящих людей, которые, к сожалению, лишены возможности заявить о своей поддержке и выразить лично Вам свои самые горячие чувства и глубокое уважение.

Выражением таких же чувств я заканчиваю свое письмо.

Май 1974 г.

(Е.Гнедин)

…Моя книга и эти заключительные очерки по форме посвящены пережитому и продуманному в тюрьмах и в лагерях. Но по существу мои «Записки» — исповедь. В них повествуется о проблемах, надеждах, но и и ошибках, иллюзиях, относящихся к различным периодам моей жизни и жизни страны. Я оценивал события с позиций сегодняшнего дня, но одновременно стремился отразить взгляды мои и моих сверстников, какими они были в то время, о котором я пишу.