Владимир Муравьев - Карамзин

Девятый том «Истории государства Российского», в котором рассказывалось о второй половине царствования Ивана Грозного, Карамзин начал писать весной 1816 года, еще в Москве, накануне переезда в Петербург. Том складывался медленно и трудно — не страницами, а буквально строками. В июле 1819 года Карамзин пишет Дмитриеву, что окончание тома «требует еще месяцев трех прилежной работы», в конце года мечтает: «Если бы я успел кончить IX том к весне», в марте 1820 года гадает: «Авось к зиме, если Бог даст, допишу девятый том» и лишь 10 декабря сообщает Малиновскому: «Последняя глава IX тома мною дописана».

По поводу столь длительной работы над девятым томом Д. Н. Блудов шутил: «Видно, Карамзину так же трудно описывать царствование Ивана Васильевича, как было современникам сносить его». В этой шутке большая доля правды: описание кошмарных преступлений царя и бедствий отчизны отражалось на нервном состоянии. Так об Иване Грозном Карамзин писал первым из русских историков. Конечно, историки знали и о казнях, и о распутстве Ивана Грозного, но материалы и документы, освещающие эту сторону его царствования, лежали в недоступных архивах, свидетельства современников-иностранцев не переводились на русский язык. Государственная политика требовала уважать и почитать царский сан, поэтому в официальной истории Иван IV представал в облике сурового, но справедливого и мудрого правителя. Трехвековое утаивание сделало свое дело, «стенания умолкли, — говорит Карамзин, — жертвы истлели, и старые предания затмились новейшими».

Работая над девятым томом, Карамзин искал источники (он очень радовался и гордился тем, что обнаружил русские документы, потому что прежде известны были в основном свидетельства иностранцев) и создавал свою концепцию эпохи. 1 августа 1819 года он пишет Дмитриеву: «В самом деле, мне трудно решиться на издание 9-го тома: в нем ужасы, а цензурою моя совесть. Я говорил об этом с государем: он не расположен мешать исторической откровенности, но меня что-то останавливает. Дух времени не есть ли ветер? А ветер переменяется. Вопреки твоему мнению, нельзя писать так, чтобы невозможно было прицепиться. Впрочем, мне еще надо много писать, чтобы дописать царя Ивана».

В декабре 1819 года Карамзин решает устроить публичное чтение глав из девятого тома. Он предложил А. С. Шишкову посвятить этому ближайшее заседание Российской академии. Шишков как человек осторожный доложил о том императору и получил позволение на чтение.

Чтение состоялось 8 января 1820 года. Карамзин читал около полутора часов. Как говорили, такого многолюдного и блестящего собрания не бывало с основания академии. Тему и содержание читаных отрывков Карамзин в письме Дмитриеву называет так: «О перемене Иоаннова царствования, о начале тиранства, о верности и геройстве россиян, терзаемых мучителем». После окончания чтения, вопреки правилу, пишет Карамзин, «раздалось всеобщее рукоплескание».

«Читающий и чтение были привлекательны, — писал митрополит Филарет, — но читаемое страшно. Мне думалось тогда, не довольно ли исполнила бы свою обязанность история, если бы хорошо осветила лучшую часть царствования Грозного, а другую более покрыла бы тенью, нежели многими мрачными резкими чертами, которые тяжело видать положенными на имя русского царя».

Закончив и переписав набело девятый том, Карамзин отдает его императору. Получив рукопись обратно и увидя на полях отметки, автор спросил, прикажет ли государь исправить отмеченные места. Император ответил, что делал отметки только для себя.

Карамзин отдал рукопись в типографию. О новом томе «Истории государства Российского» в петербургских газетах появилось объявление от имени издателя. Но, судя по стилю, оно писано самим Карамзиным; в нем обращалось внимание читателя на главное в содержании и новизну сведений: «Сей девятый том заключает в себе историю царствования Иоанна Васильевича Грозного с 1560 года по его кончину: период важный по многим государственным делам, любопытный по разнообразным лицам и происшествиям; в нем изображение ужасного по грозному характеру и деяниям царя! Сей том обогащен такими историческими сведениями и чертами, которые доныне вовсе не были известны или, по крайней мере, известны весьма сбивчиво и недостаточно».

Уже когда том печатался, по Петербургу распространился слух, что он запрещен. Видимо, слух этот имел своим источником требование министра внутренних дел Кочубея подвергнуть девятый том цензуре (он снял свое требование после предъявления ему высочайшего распоряжения от 1816 года печатать «Историю…» Карамзина без цензуры). Слух о запрещении вызвал в публике дополнительный интерес к новому тому «Истории…».