Жизнь, начавшаяся с этого момента для меня, была исключительно интересной. Все большее восхищение вызывало во мне беззвучное взаимодействие всех шестерен невидимого, как мне казалось, механизма, открывавшего передо мной все новые двери, командуя мной при этом как безвольной куклой.
Так однажды меня, вызвали к начальнику 1-го и 3-го отделов д-ру Бесту, имевшему тогда чин министериальрата и обер-фюрера СС. В 1-м отделе он ведал личными делами сотрудников и всеми организационно-правовыми вопросами. Одновременно в 3-м отделе (позднее превращенном в группу IV в ведомстве IV) он руководил контрразведывательной работой внутри страны. Бест, один из главных руководителей аппарата тайной службы, некоторое время испытующе глядел на меня. Вероятно, он хотел сначала «прощупать» меня. В разговоре со мной он затронул массу специальных вопросов об управлении, о новом полицейском законодательстве, а также о борьбе со шпионажем. В заключение он заметил, пожав плечами: «Я не знаю, какие планы у Гейдриха относительно вас — видимо, в свое время он сам вам скажет об этом».
Затем я должен был явиться к начальнику 4-го отдела (политическая полиция), рейхскриминальдиректору и оберфюреру СС Генриху Мюллеру, человеку, который, находясь за кулисами, был практически главой государственной полиции. Несходство между Бестом и Мюллером с первого взгляда бросалось в глаза: Бест был разносторонним и живым, Мюллер — сухим и скупым на слова, которые он произносил к тому же с типичным баварским акцентом. Я не мог избавиться от чувства, что этот низкорослый, приземистый рейхскриминальдиректор с угловатым крестьянским черепом, узкими, крепко сжатыми губами и пронзающими насквозь карими глазами, которые почти всегда были полуприкрыты, постоянно мигающими веками, не только производил на меня отталкивающее впечатление, но беспокоил меня и нервировал. Особенно неприятно подействовал на меня вид его массивных широких рук с толстыми угловатыми пальцами.
Между нами в тот раз так и не состоялось настоящей беседы. Может быть, это случилось потому, что Мюллер все никак не мог избавиться от своих привычек, приобретенных им на посту секретаря по уголовным делам мюнхенского полицай-президиума, и не находил нужных слов для более доверительного разговора.
«Откуда вы? Кем вы работаете сейчас? Гейдриху нравятся ваши доклады…» — в таком сухом стиле, прямо как на допросе, беседовал он со мной.
Свою службу в главном управлении СД я начал в организационном отделе. Поначалу работа, по существу, заключалась в чисто административно-технических поручениях. Моим непосредственным начальником был оберрегирунгсрат оберфюрер СС д-р Мельхорн (из 2-го управления), внешне незаметная личность, обладавший однако исключительными способностями, человек, не имеющий ничего общего с национал-социализмом в понимании партийной бюрократии. Его позицию характеризовало высказывание, которое он как-то сделал: национал-социализм, считал он, есть лишь одна из многих форм проявления жизнедеятельности немецкого народа, говорить же сегодня о «тысячелетней империи» — бессмысленно.
Используя организационные предварительные мероприятия, которые осуществляли д-р Бест и д-р Мельхорн, Гейдрих укреплял свое могущество. Позднее, несмотря на их профессиональные достижения, Гейдрих обоих отстранил от дел; «вина» Мельхорна заключалась в том, что он осмелился настраивать сотрудников СС против Гейдриха и к тому же обладал таким «недостатком», как саксонское происхождение, Гитлер и Гиммлер не только отрицательно относились к саксонцам, они даже отказывали им в подлинном праве называться немцами, как «смешанной со славянами расовой составной части немецкого народа».
В 1936 году Мельхорна заставили предстать перед судом чести, в результате чего он должен был уйти со своего поста. Однако на этот раз ему удалось отделаться довольно легко — его послали путешествовать по различным странам мира. Два года длилось его отсутствие. Его отчеты о состоянии дел на Ближнем Востоке и в Восточной Азии свидетельствовали об исключительно острой наблюдательности и политической дальновидности, которые были свойственны этому человеку. Напротив, нарисованная им картина «вероятного развития событий в США и Латинской Америке» показалась мне настолько неверной, что я в свое время даже подозревал, что он хотел этим докладом создать у Гитлера ошибочное представление о тогдашней ситуации в упомянутых странах.
Читать дальше