Вальтер Шелленберг - Мемуары [Лабиринт]

Когда я в другой раз обстоятельно беседовал с Гиммлером о его напряженных отношениях с Борманом, он сказал, что фюрер настолько привык к этому человеку и его методам работы, что было бы очень трудно ограничить его влияние или сузить сферу его деятельности. «Все это заставляет меня вновь и вновь идти на компромисс с Борманом, хотя существуют все основания для того, чтобы удалить его с занимаемого поста. Я считаю его, кроме того, ответственным за многие неверные решения Гитлера».

Позднее я не раз задавал себе вопрос, в чем же причина того, что Борман, этот бывший управляющий поместьем в Мекленбурге, захватил такую власть. Внешне он был мало привлекателен и не располагал к себе. Это был кряжистый, низкорослый человек с покатыми круглыми плечами и бычьим затылком. Голову он держал постоянно наклоненной немного вперед, как будто что-то давило ему сзади на шею. При взгляде на него часто напрашивалось сравнение с боксером, который, наклонив вперед корпус, следя за противником своими быстрыми глазками, подстерегает его и внезапно переходит в наступление. Конечно, в значительной степени его большое влияние на Гитлера было обусловлено его политическим прошлым. Он рано вступил в партию и в молодости входил в «черный рейхсвер», а также участвовал в диверсиях против французов в Рурской области. Пользуясь протекцией Рудольфа Гесса, он овладел искусством постепенного, но неотступного продвижения вверх. Как и Гейдрих, он вел свою личную картотеку — своего рода политическое справочное бюро, сотрудничавшее с внутренней разведывательной службой СД. При назначении или продвижении какого-либо чиновника, высшего офицера вермахта или высокопоставленного члена партии именно Борман мог, еще в «эпоху Гесса», с помощью своей картотеки дать политическую оценку каждой кандидатуре, великолепно пользуясь этим инструментом власти. Благодаря этому средству он мог оказывать давление не только на высшие партийные инстанции, держа их, в известном смысле, под угрозой, но и одновременно оказывать влияние на кадровую политику всех имперских учреждений. Когда освободилось место его бывшего покровителя Гесса (которого Борман объявил сумасшедшим), он прежде всего позаботился о том, чтобы благодаря постоянному присутствию среди ближайшего окружения Гитлера постепенно стать незаменимым, и одновременно быть в курсе всех внутренних событий и всех политических бесед. Со временем он развил в себе поразительную способность уводить Гитлера от обсуждения неприятных тем или вообще направлять его мысли по иному руслу не только в результате своего постоянного присутствия рядом с Гитлером, но и умения своевременно вставить несколько ловко подобранных фраз. Кроме того, он обладал выдающейся памятью — качеством, которому Гитлер придавал исключительное значение. Ведь чем больше развивался политический механизм рейха, тем труднее становилось решать все множество проблем на самом высшем уровне, где все зависело от воли Гитлера и его способности оценивать возникающие вопросы. По мере ухудшения физического состояния Гитлера эта задача требовала все больших затрат нервной энергии. Но чем раздражительнее и нетерпимее становился Гитлер, особенно в последние годы войны, тем нужнее становился для него Борман, готовый появиться в любое время дня и ночи. Благодаря своему умению сводить сложные вопросы к простым, он мог изложить даже самые запутанные и сложные дела в простой форме, преподнося самую суть. Он развил в себе способность так строить свои доклады, исходя из требований логики и психологии, что для тех, кто его слушал, необходимое решение навязывалось само собой. Я нередко восхищался его искусством и пытался овладеть этой методикой докладов, но так и не достиг в этом полного совершенства.

Как я уже говорил, Борман и Гитлер были антиподами. Но на одного человека, о котором я уже рассказывал, Борман очень сильно походил, как внешне, так и своим характером. Этим человеком был Мюллер. Из-за удивительного превращения, которое претерпел однажды этот человек, я еще раз должен вернуться к рассказу о нем.

Когда я писал о «Красной капелле», то упомянул, что Мюллер уже в то время таил заднюю мысль постепенно отдалиться от борьбы с советской разведкой. В начале 1943 года, когда в Берлине-Ваннзее, проходила конференция всех наших полицейских атташе, работавших за границей, Мюллер неожиданно предложил мне побеседовать с ним. Меня это вежливое предложение тем более поразило, что я тогда уже давно находился с ним в открытой вражде.