Альфред Штекли - Томас Мюнцер

Когда-то, говорили, церковь была чистой девственницей, но теперь она превратилась в распутнейшую блудницу вавилонскую!

Мюнцеру с детских лет твердили о смирении. Терпеливо сносить все обиды и каждый раз, когда, возмущенный несправедливостью, ты хватаешься за оружие, вспоминать о наказе Христа и оставлять меч в ножнах? Власть имущие давят и тиранят народ — им христианские законы не писаны! А как только мужик потянется за дрекольем, чтобы, защищаясь, дать по шее наглым насильникам, толпа попов тут же сует ему под нос библию и вопиет о покорности.

Священное писание Томас знал лучше своих учителей. Проповедь смирения основывают на Новом завете. Но библия состоит не только из Нового завета. Ему очень нравились ветхозаветные тексты, особенно книги пророков. В них он нашел дух борьбы, отмщения, беспощадности к врагам. Вся его натура противилась любым учениям о покорности.

Томас, презирая монахов, не захотел вступить ни в один из орденов. Он странствовал по Германии то как студент, то как бродячий проповедник.

Покинув Лейпцигский университет, он поселился в Ашерслебене, где занял место учителя приходской школы. Помыслы его были далеки от официальных обязанностей. Время стояло неспокойное. С Рейна то и дело доносились слухи о грозных городских волнениях. Больше всего Мюнцер ненавидел князей церкви. Рыцари просто силой гнут и ломают мужика, а епископы еще прикрывают свое разбойство лицемерными ссылками на «божье слово», чтобы, пугая простого человека адом или обещая вечное блаженство, вытянуть у него последний грош. Томас решил, что пришла пора начинать борьбу против духовенства. Архиепископ магдебургский Эрнст своей властью душил города и требовал беспрекословного подчинения. Мюнцер задумал составить заговор. В Ашерслебене ему не повезло. Он перебрался в Галле и еще упорней стал вербовать заговорщиков. Но и тут его ждала неудача.

В университетах Лейпцига, Франкфурта-на-Одере и Майнца он поражал профессоров глубиной своих познаний. Томасу пророчили блестящую карьеру. Он легко получил степени магистра свободных искусств и бакалавра теологии.

В ту пору университеты были ареной ожесточенной борьбы гуманистов против схоластики. Недовольство политикой римского престола и засильем церкви было столь широким, что споры, родившиеся в ученых кругах, быстро выходили за университетские стены. Повсюду в стране напряженно следили за «делом Рейхлина». Известный филолог Иоганн Рейхлин считал, что интересы христианской религии требуют серьезного изучения древнейших текстов, в том числе и еврейских. Кельнские же богословы хотели сжечь написанные евреями религиозные книги. Очень скоро распря Рейхлина с теологами-мракобесами помимо его воли превратилась в борьбу за свободу мысли. Высмеивая противников Рейхлина, эрфуртские гуманисты сообща сочинили «Письма темных людей»: богословы, имеющие ученые степени, схоласты, выдающие себя за знатоков поэзии, спесивые, полуграмотные монахи пишут письма одному из злейших врагов Рейхлина. И каждое письмо было яркой сатирой на невежество, разврат и глупость этих темных людей.

Ульрих фон Гуттен, нищий рыцарь и большой поэт, страстно ненавидел Рим: в своих стихах и памфлетах он без устали обличал пороки духовенства. Попы повсюду проклинали Гуттена. Борьба идей подчас проявлялась весьма своеобразно: настоятель одного монастыря во всеуслышание хвалился, что он запасся печатными портретами поэта и каждый день, отправляясь в нужник, захватывает их с собой.

Гуттен мечтал о том времени, когда рыцарские мечи покончат с раздробленностью страны и создадут единую Германию. Он горел нетерпением ринуться в битву. Неизлечимо больной, он бросил слова: «Как прекрасно жить! Не время предаваться покою!»

«Светочем вселенной» и «отцом науки» звали гуманисты Эразма Роттердамского. Он заново перевел библию на латинский язык и, комментируя ее, пытался ввести в теологию дух настоящего исследования. Он жаждал обновления христианства. Но, человек осторожный и хитрый, он облекал свои работы в такую форму, что ему безнаказанно сходила с рук критика, очень опасная для церкви. Его сатирой «Похвальное слово глупости» зачитывались люди разных сословий. Из нее делали выводы, на которые не решался Эразм. Он не примыкал ни к одной из враждующих партий, боялся крайностей, насильственных действий, бунта. Ему дороже всего покой, необходимый для ученых занятий. Он отводил все упреки в малодушии — ведь он не солдат-наемник, чтобы отличаться храбростью.