Мансур Абдулин - От Сталинграда до Днепра

Теперь, со стороны, видней панорама нашей катастрофы. Фашисты умело заманили нас в мышеловку и расстреливают по-деловому, по-хозяйски… В такой ситуации люди, попавшие в мышеловку, могут физически затоптать друг друга. Совершенно неуправляемым стал полк. С курганов ведут огонь немецкие танки, спрятанные в ямах, — нашему минометику не по зубам. Торчат у танков из ям только башни. Попробуй возьми их! Глядеть жутко, как погибает полк. За свою беспомощность нам обидно…

И вдруг мы услышали нарастающий гул дизелей, а потом и увидели наши танки — двадцать-тридцать штук! Сзади них на лыжах и в маскхалатах, как призраки, легко мчатся автоматчики, держась за веревки, привязанные к броне… Вот это здорово! Перед нами словно из-под земли выросли наши солдаты во главе с симпатичным капитаном. Все солдаты у капитана чистые и одетые «с иголочки» в шикарные белые полушубки. У всех новенькие автоматы. Я догадался — это «заградотряд»! Не успел я проститься с белым светом, как капитан дружески пожал мне руку и с эстонским акцентом спокойно говорит: «Никто не сабираица вас растреливат! Вы не струсили, а вырвалис ис сасады!» Мы немного успокоились, не веря своим ушам и глазам. А капитан, увидев, что от нас валит пар, как будто мы из бани, и наши гимнастерки мокрые, хоть отжимай, по-приятельски советует: «Теперь снимите с убитых телогрейка и шинель и сахадите наш блиндаж, там ест печка».

Что мы и сделали. Рядовые «заградчики» нам рассказали о своем капитане. Он, оказывается, эстонец, по фамилии Тукхру, Ян Янович…

Бывший командир заградительного батальона, а теперь генерал-майор в отставке Тукхру Иван Иванович, прочитав мою книгу, в которой он увидел и свою фамилию, пригласил меня к себе в гости в город Таллинн. После того как мы вспомнили о наших победах и неудачах на нашем большом боевом пути и об этом эпизоде, я решил услышать от него ответ на не дающий мне с тех пор покоя вопрос — почему он никогда не расстреливал «паникеров», в том числе и нас на «пяти курганах»?

— Иван Иванович, объясните мне, почему вы никогда не расстреливали отступающих, в том числе и лично меня с товарищами, в отличие от других «заградчиков»?

— Мансур, а ты обратил внимание, кто командовал теми «заградчиками»?

— Нет, не обращал внимания.

— Отвечаю на твой вопрос — потому что я эстонец. — Мысленно перебираю тех командиров, которые рьяно выполняли приказ № 227 — «Ни шагу назад!»… И в самом деле, среди них не было ни одного эстонца… — А мое начальство в то время подозрительно относилось к моему нежеланию выполнять приказ и считало это «самодеятельностью»…

Через час бой кончился. Курганы наши, но никто не может смотреть друг другу в глаза… Позор-то какой! Всю ночь напролет нас посещало командование.

Рассказывают солдаты, что у соседнего полка обстановка была не менее сложной, но в тяжелый момент появился среди солдат начальник штаба капитан Билаонов Павел Семенович. Его громовой голос и решительные действия заставили пехотинцев остановиться и залечь. Билаонов сначала остановил батальон, а потом организовал контрнаступление. Личным примером, бесстрашием подчинил всех своей командирской воле. Отступившие два батальона, видя такое дело, вернулись на свои прежние позиции.

А нашего командира полка заменили.

Было уничтожено 13 фашистских танков, 6 артиллерийских орудий, 8 минометов. Живыми взято в плен около ста немецких солдат.

«Пять курганов» дорого стоили нам.

Утром мы потеряли солдата Гарипова Ахмета. Еще вчера вечером его видели наши ребята с котелком горячих углей… Его нашли уснувшим под плащ-палаткой, которую он сделал балаганчиком над котелком с углями. Угорел, бедняга…

Пожилой узбек Латып-ака, горестно вздыхая, качал головой:

— Ай, Гариб, Гариб! Хотел маленький Тошкент делать! Наше узбекский сандал делать хотел… Сандал — ето ям. Много жар-угл. Потом вся семья и гости ляжет кругом сандал, все закроются много одеял… Сандал хороше будет, тепло будет, только нада нога и живота под сандал, а голова нада на улиця, чтоб свэжий воздых дышат. Если голова прятит под сандал, умырал будеш. Гариб свой голова прятит… Плохо умрал. Умрал нада, когда совсем аксакал будеш… Когда пятнадцатый ребенка вирастил… Гариб, Гариб, какой дурной голова тибе дал аллах… Люче от пуля нада был умрал ему… в бою…

Я слушал пожилого узбека и вспоминал, как летом в училище падал в обморок от ташкентского зноя. Большая у нас страна. Одни к жаре привычней, другие к морозам. В декабре сорок второго под Сталинградом доходило до минус тридцати-сорока. Можно, конечно, и минус пятьдесят человеку выдержать, и минус семьдесят. Без ветра. А тут ветер степной, и одна защита — окоп. Я по рождению сибиряк, и то еле терпел. Узбеков с юга лучше бы не посылать сюда в морозы, а поберечь их до лета. Но когда враг прет со всех сторон, когда над страной нависает угроза фашистского ига, нет места подобному расчету.