Андрей Шляхов - Андрей Миронов

«Песню Остапа Бендера» можно в полной мере отнести и к самому Миронову, настолько она близка актёру по духу:

Нет, я не плачу и не рыдаю,

На все вопросы я открыто отвечаю,

Что наша жизнь – игра, и кто ж тому виной,

Что я увлёкся этою игрой.

И перед кем же мне извиняться,

Мне уступают, я не в силах отказаться,

И разве мой талант, и мой душевный жар

Не заслужили скромный гонорар?…

И согласитесь, какая прелесть,

Мгновенно в яблочко попасть, почти не целясь,

Орлиный взор, напор, изящный поворот,

И прямо в руки – запретный плод.

О, наслаждение скользить по краю,

Замрите, ангелы, смотрите – я играю,

Моих грехов разбор оставьте до поры,

Вы оцените красоту игры…

Я не разбойник и не апостол,

И для меня, конечно, тоже всё не просто,

И очень может быть, что от забот моих

Я поседею раньше остальных.

Но я не плачу и не рыдаю,

Хотя не знаю, где найду, где потеряю,

И очень может быть, что на свою беду

Я потеряю больше, чем найду.

Пусть бесится ветер жестокий

В тумане житейских морей,

Белеет мой парус такой одинокий

На фоне стальных кораблей.

Режиссёр Марк Захаров написал в своей книге мемуаров «Суперпрофессия»: «История отечественного театра немыслима без галереи мироновских свершений. Фигаро, Хлестаков, Присыпкин, молодой Вишневский, Чацкий – романтические, остро-комедийные, героические образы – визитная карточка Театра сатиры.

Миронов – бесспорный создатель особой генерации молодых героев нашего театра и нашего кинематографа. Он сформировал и внедрил в зрительское сознание новый социальный и психологический тип. Очень многим людям близкий, дорогой, понятный… Почему? Потому что бродит в мироновских героях какая-то шальная весёлость, без которой мы не мыслим ни одного серьёзного дела. Рождённый им ироничный и вместе с тем добрый весельчак всегда готов был плакать и смеяться. Андрей угадал какую-то волшебную пропорцию необходимой нам боли и необходимой радости, ума и безрассудства. И ещё, самое главное, – всегда знал, про что плакать, про что смеяться. Знал, кого ненавидеть, а на кого молиться.

И ещё – уровень мастерства! Понимаем-то мы все, но вот не всегда умеем. А он умел. Каким-то образом, уж не знаю как, овладел он своей особой пластикой и трудновыполнимыми элементами хореографии. Это была его собственная и уникальная манера, которая гармонично слилась потом с его внутренним одухотворением. Его безудержная комедийность воссоединилась с духовной энергетикой, которая всегда напоминала мне хмелёвскую (имеется в виду народный артист СССР Николай Павлович Хмелёв, человек беззаветно преданный своей профессии – А. Ш. ) одержимость. Это значит, что расход нервной и психической энергии (я уже не говорю о физических перегрузках) был выше допустимого и, вероятно, часто подскакивал к опасным пределам. Только разве можно было его остановить, что-то упростить в его намерениях, смягчить его неудержимый поиск?… Андрей Миронов относился к артистам, которые всегда – соавторы роли. В нём была некая загадка. Помню, Анатолий Дмитриевич Папанов, фронтовик, хлебнувший немало испытаний, одно время к Андрею относился подозрительно: „Откуда у него глубина, он же не страдал!“ Но у Миронова изначально сердце обливалось кровью, он мог касаться болевых точек нашей жизни. Он был замечательный Остап Бендер!» [39] Захаров М. Суперпрофессия. – М., 2000.

И снова «новогодняя премьера». 2 января 1977 года телевидение показало первую и вторую серии «12 стульев» Марка Захарова.

Нельзя сказать, что фильм был принят с восторгом. Этому мешала и сугубо театральная манера, в которой он был снят, и избыток драматизма, вложенный Мироновым в образ Остапа (хотя, на мой взгляд, это главное достоинство захаровской картины), и некоторая скомканность концовки.

Как метко подметил критик Валерий Кичин, «Миронов играет здесь – при всём наборе лёгких и комедийных красок – драму очень талантливого человека. Ещё в Геше из „Бриллиантовой руки“ Миронов показал нам комизм мещанского идеала, если это идеал дурака. У Бендера этот идеал возведён в ранг философии, выношенной жизненной программы. Именно поэтому – драма».

Роль Министра-администратора в картине «Обыкновенное чудо» Захаров отдал Миронову, несмотря на то что в Театре сатиры уже несколько лет шёл спектакль по этой же пьесе, но Андрей в нём не играл.

Что в театре, что в кино, ставить Шварца было нелегко – и пьесы сложные (много подтекста), и цензурных придирок немерено. О характере этих придирок можно судить хотя бы по тому, что Захарову предлагали убрать из фильма «Песню про бабочку» (да, ту самую: «А бабочка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк, а за ней воробышек прыг-прыг-прыг-прыг…»), так как она таит в себе скрытые эротические мотивы.