Андрей Шляхов - Андрей Миронов

«У Гайдая был очень кропотливый отбор материала, – вспоминал композитор Александр Зацепин, постоянный творческий партнёр режиссёра. – И конечно, монтаж. Очень многое из того, что было снято, он сам выбрасывал. Но многое у него отнимали насильно. Помню, что в „Кавказской пленнице“ была чудесная панорама товарища Саахова снизу вверх: сапоги, военные брюки, китель, рука, засунутая за китель, – точно Сталин. Доходим до головы – товарищ Саахов. В просмотровом зале стоял гомерический смех, но в Госкино этот кадр безжалостно вырезали и смыли негатив. Много таких гайдаевских замечательных деталей исчезло навсегда» [21] Зацепин А. От великого до смешного. Воспоминания о Леониде Гайдае. – «Искусство кино». 2003, № 10. .

В новой картине мастера, «Бриллиантовой руке», рассказывающей о простом советском человеке, которого судьба свела с шайкой контрабандистов, хотели сниматься многие актёры, в том числе и Георгий Вицин, один из самых любимых актёров Гайдая. Вицин тоже пробовался на роль Козадоева, но худсовет утвердил Миронова. Драматург Морис Слободской, один из авторов сценария «Бриллиантовой руки», почему-то нашёл нужным сказать: «Миронову в кино не везёт. Убеждён, что Гайдай сделает из него комедийного актёра».

В «Бриллиантовой руке» Миронов играл с небывалым вдохновением и по своему обыкновению импровизировал на каждом шагу. Роль Козадоева ему очень нравилась. Гена в исполнении Андрея стал центральной фигурой картины, чуть ли не её «символом». Кстати, «фирменный» жест Гены, то самое горделиво-независимое откидывание головы назад, Гайдаю предложил Миронов.

Гайдай никогда не отмахивался от хороших советов. Так, например, по совету Юрия Никулина он вставил в эпизод на теплоходе песню «Остров невезения» в исполнении Миронова. Так Андрей в очередной раз доказал всем, что не лишён музыкального дарования. Кстати, ему самому больше нравилась никулинская песня «А нам всё равно». Он даже с оттенком печали говорил Никулину: «Вот твою песню, Юра, народ петь будет, а мою – нет».

Андрей ошибался: сразу же после выхода фильма в прокат народ «подхватил» обе песни. А тут ещё постаралась единственная в Советском Союзе фирма грамзаписи «Мелодия», экстренно выпустив гибкую пластинку с песнями из «Бриллиантовой руки». Эта пластинка у певца Андрея Миронова была первой, но не последней.

Абсурдная, совершенно безыдейная песня – этот «Остров невезения». И как только её вообще выпустили в свет в то время? Чему могли научить строителей коммунизма эти «несчастные люди-дикари, на лицо ужасные, добрые внутри»? Однако «Остров невезения» стал суперхитом.

Сделаю маленькое отступление, чтобы упомянуть о человеке, у которого Андрей Миронов, как певец, многое почерпнул. В основном, те уникальные черты, которые были присущи старым, ещё дореволюционным шансонье.

Жил в Одессе старый артист Лев Маркович Зингерталь (Лейб Зингер), начавший свой долгий творческий путь ещё в девяностых годах XIX века. Он был един во многих лицах – писал тексты и музыку, исполнял куплеты и песни, играл на скрипке (виртуозно играл!), мог выбить чечётку… Вспомните Бубу Касторского из «Неуловимых мстителей», и вы получите хотя бы некоторое представление о сценической деятельности Льва Зингерталя.

Тринадцатый ребёнок в бедной еврейской семье так хотел стать артистом, что подростком сбежал из дома вслед за посетившим их местечко бродячим цирком. Начинал как цирковой артист-универсал, но уже в семнадцатилетнем возрасте определился с жанром и начал выступать в качестве куплетиста-сатирика, исполняя куплеты и песенки собственного сочинения. Не имея никакого образования и нигде никогда не учась (учился он у жизни, наблюдая за собратьями-актёрами), Лейб тем не менее, что называется, «вышел в люди». Найдя, что «Лейб Зингер» звучит не слишком впечатляюще, он изменил имя на Лев, а к фамилии, «облагораживая» её, добавил окончание «таль».

Он был и комиком, и трагиком, он был – Лев Зингерталь! В начале XX века популярность артиста выросла настолько, что у него развелось множество самозваных дублёров. Их было столько, что самому Зингерталю приходилось писать на афишах своё имя с добавлением слова «настоящий».

После войны Лев Маркович уже не выступал – давал о себе знать возраст, но совсем со сценой расстаться не мог. Он работал билетёром в одесской филармонии. Зимой сидел в «главном» здании на пересечении Бунина и Пушкинской, а летом – в Летнем театре (так называлась концертная площадка в городском саду на Дерибасовской). Зингерталя знали все – и Вертинский, и Утёсов, и Миронова с Менакером… Не просто знали, но и уважали как старейшину, можно сказать – патриарха отечественной эстрады. Когда Льву Марковичу исполнилось девяносто лет, его поздравлял чуть ли не весь актёрский мир как от лица организаций (Всероссийское театральное общество, Москонцерт, Ленконцерт, Одесская киностудия), так и лично. Но лучшим поздравлением стала телеграмма известного одесского актёра Дмитрия Кара-Дмитриева, в которой было написано: «Ах какая чудесная жизни деталь, что в Одессе живёт до сих пор Зингерталь».