Михаил Болтунов - Разведка «под крышей». Из истории спецслужбы

Так что с полным основанием можно констатировать, что раз-веддеятельность штабов Кавказского и Туркестанского округов в этот период была недостаточно эффективной.

Что же касается организации разведки дальневосточных округов — Приамурского, Иркутского и Омского, то она страдала теми же «болезнями», что и западные и ближневосточные направления.

Сразу же после Русско-японской войны 1904–1905 годов штабу Приамурского военного округа было дано строгое указание: немедленно приступить к организации сети тайных агентств на местах.

Казалось бы, штабу есть на кого опираться в этой работе: в подчинении у него были военные агенты, военные комиссары, погранстража Заамурского округа, иностранные служащие в торговых фирмах Японии, Китая, Кореи. Разведсведения планировалось добывать и из местной прессы.

Однако на деле вышло все иначе. Военные агенты в Китае и Японии округам не подчинялись. Военные комиссары завершили свою работу в 1907 году, до момента эвакуации русских войск. Не удалось развернуть сеть тайных агентов из числа иностранцев. И как результат, в конце 1909 года в докладе ГУГШ указывалось: «Агентурной сети в Маньчжурии штаб округа не имеет вовсе».

Отрицательную оценку своей разведдеятельности получил в том же 1909 году и штаб Иркутского военного округа.

Разведотделение Омского военного округа в 1911 году «значительную часть работы по сбору сведений сводило главным образом к сбору материалов из газет и сводке сведений, получаемых от наших агентов и начальников консульских конвоев». Тайные агенты, возглавлявшие консульские конвои, находились в Урумчи, Кобдо, Улясутае, Шара-Сумэ. И опять-таки эффективность их работы напрямую зависела от личных качеств офицеров. В одном из документов отмечалось, что нередко на эти должности назначались люди «без специальной подготовки и, по-видимому; не имеющие никакого желания работать по разведке».

Таково было истинное положение дел с организацией разведслужбы штабами округов и их разведорганами в период между двумя войнами — Русско-японской 1904–1905 годов и Первой мировой.

28 июня 1914 года член сербской националистической организации «Млада Босна» Таврило Принцип совершил покушение на наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда. Сараевское убийство стало удобным предлогом для Австро-Венгрии, чтобы начать войну против Сербии.

Союзник Вены немецкий кайзер Вильгельм II, получив письмо своего посла в Австро-Венгрии, наложил на нем однозначную резолюцию: «С сербами надо покончить, и именно сейчас».

Однако в Вене не все имели столь однозначную позицию. Министр иностранных дел граф Бертхольд и начальник Генерального штаба решительно выступали за войну, а премьер-министр Венгрии граф Тисса был против. Сам престарелый император Франц-Иосиф также не торопился принимать окончательное решение.

Откровенно говоря, мало кто верил летом 1914 года в начало войны. Странно читать документы той поры: мир стоит на пороге одной из самых кровавых войн человечества, а российской посол в Вене Шебеко сообщает в Петербург: «…Австро-Венгерское правительство не намеренно предъявлять сербскому правительству никаких требований, несовместимых с достоинством соседнего государства».

Ему вторит русский военный агент в Вене полковник Александр Винекен в своем докладе в Огенквар «…Кончина Франца-Фердинанда является фактором скорее в пользу мира».

Подобное мнение о том, что «австро-венгерское правительство… не предпримет никаких репрессий против Сербии» высказывал и посол Российской империи в Берлине С. Свербеев.

Были, правда, и вполне реалистичные оценки обстановки. О конкретных шагах Австро-Венгрии по подготовке к войне сообщал штаб Киевского военного округа, получивший эти данные от своего агента в Вене.

Усиление военной угрозы отмечали наши послы в Белграде и в Лондоне. Тем не менее в Генеральном штабе верх брали совсем иные настроения. Позже в своей книге «Россия в Первой мировой войне 1914–1915 гг.» генерал квартирмейстер Генштаба генерал-майор Юрий Данилов будет вспоминать, что в середине июля его командировали в очередную полевую поездку на Кавказ.

«Предположение о возможности серьезного обострения конфликта, создавшегося сараевским событием, — напишет он, — казалось у нас в России… маловероятным».

Перед отъездом, Данилов обратился к начальнику Генштаба и просил отменить поездку «в виду все же несколько сгустившейся политической обстановки, но генерал Янушкевич не нашел для такой отмены достаточных оснований».