Глеб Бакланов - Ветер военных лет

Я ехал в машине и сосредоточенно думал, как выполнить эту нелегкую задачу. Прокручивал в голове один, другой вариант…

Вдруг:

— Стой!

Из штаба дивизии доставлен пакет. Новый приказ полковника Крейзера:

«Противник форсирует Днепр в 15 километрах южнее города Орши. Задача дивизии — стремительным ударом во фланг переправившимся частям врага уничтожить их и занять оборону по восточному берегу реки.

6-му мотострелковому полку со 2-м дивизионом артполка и 1-м батальоном танкового полка (а танков, кстати сказать, осталось всего пять штук. — Прим. авт.) наступать в направлении…»

Теперь уже все мои планы оказались одинаково ненужными. Пришлось прямо на марше, в машине, доложить полученный приказ и свои соображения командиру полка (я, кажется, не сказал, что начал войну в должности начальника штаба полка). Затем надо было немедленно связаться с командирами батальонов, поставить им новые конкретные задачи, организовать разведку.

Ночь была такая темная, каких в средней полосе обычно не бывает. Должно быть, тучи обложили все небо. В этой кромешной темноте мы двигались так стремительно, что было трудно поддерживать связь с подразделениями и разведкой.

Горящую Оршу проходили на рассвете. На город было страшно смотреть. Но мы смотрели, чтобы запомнить и отомстить врагу.

Через час полк достиг нужного рубежа южнее города.

В это время поступили данные от разведки: противник в полутора километрах движется в колонне на восток, главные силы его форсируют Днепр.

В это не хотелось верить. Полтора километра — это же рукой подать, можно рассмотреть, так сказать, невооруженным глазом.

Я огляделся. Неподалеку росла сосна. Ее высохшие нижние ветви образовали удобную лестницу, и я полез наверх. Но не успел еще добраться до вершины, как увидел фашистскую колонну. Она, словно серая жирная гусеница, ползла по дороге, повторяя ее изгибы.

На землю я спустился с готовым решением. Доложив его командиру полка и получив добро, быстро поставил задачу артиллеристам и танкистам, уточнил направление движения батальонов, и полк двинулся на врага. Штаб остался на месте, в лесу, на импровизированном командном пункте.

Прошло несколько минут.

Вдруг опушка леса, на которой мы расположились, вздрогнула от разрывов снарядов немецкой артиллерии.

Мы не успели окопаться, и пришлось, бросившись под куст, прижаться к теплой земле. Дышать от пыли и едких пороховых газов буквально нечем. Грудью ощущаю, как гудит и вздрагивает земля.

Но вот разрывы становятся все реже. Я уже собираюсь встать. В это время рядом со мной что-то оглушительно рявкает. Чувствую удар в локоть. Боли нет, но рука немеет и становится непонятно тяжелой. А кругом наступает удивительная, неправдоподобная и тем не менее самая настоящая тишина: артиллерийский налет кончился.

Неужели я ранен этим последним снарядом? Да, вижу кровь на рукаве комбинезона. Водитель Федоров помогает снять комбинезон и гимнастерку, делает перевязку.

Плохо слышу. Кружится голова. Видимо, ко всему и контужен. Делаю колоссальное усилие, чтобы собраться и отдать нужные распоряжения, но теряю сознание…

Как мы добрались до госпиталя в Смоленске, мог бы рассказать мой водитель Леонид Федоров, потому что я то находился в забытьи, то вообще терял сознание. Но Федоров ничего не рассказал. У него вообще была совершенно необыкновенная и не всегда понятная «избирательность»: временами он охотно и много говорил о некоторых вещах, даже о себе лично (преимущественно это были воспоминания о довоенном прошлом), и абсолютно не хотел рассказывать о своих делах здесь, на фронте, в которых проявлялись лучшие черты его простой и мужественной натуры.

Пожалуй, среди моих непосредственных подчиненных не было человека более исполнительного, чем Федоров. Я даже в шутку говаривал, что приказать Федорову — все равно что сделать самому. И это действительно было так. На каком бы месте ни оставил я машину, я мог не сомневаться, что там и найду ее, что бы ни случилось: обстрел, бомбежка и прочие военные передряги.

Так же неизменно точно Федоров прибывал к месту назначения, какие бы трудности ни встречались на пути.

Не один раз в труднейших ситуациях аккуратность, твердость и находчивость моего водителя спасали мне жизнь.

Вот и в этот раз мы добирались до Смоленска под сплошными бомбежками. Несколько раз я приходил в себя в придорожных канавах или в чаще непролазного ельника, куда Федоров перетаскивал меня из машины.