Николай Буссе - Русские и японцы на Сахалине

Вотъ разсказъ Березкина о случившемся съ нимъ:

« 5-го апрѣля,я и матросъ Алексѣевъ вышли изъ Муравьевскаго поста съ провизіей на 10 сутокъ и съ ружьями. Того же числа мы дошли до р. Туотоги, гдѣ и ночевали въ аинской юртѣ. На другой день пошли далѣе на нанятой лодкѣ съ двумя аинами и встрѣтили у села Тананай одного японца съ 7-ю аинами на лодкѣ, ѣхавшихъ въ Томари. Отъ нихъ мы услышали, что пришло 4 япон. судна съ 50-ю чел. рабочихъ, изъ которыхъ десять ушли въ Мауну, а прочіе остались въ Странуси Написавъ извѣстіе это, мы поѣхали далѣе и дошли до р. Несуторо, гдѣ и остановились ночевать въ пустой аинской юртѣ. Аины, провожавшіе насъ, хотѣли оставить насъ, боясь провожать русскихъ къ мѣсту высадки японцевъ. Мы уговорили ихъ перевезти еще насъ черезъ небольшую рѣчку, которую намъ иначе пришлось бы переходить въ бродъ. Они согласились. На другой день, только что мы выѣхали, встрѣтили 2-хъ японцевъ съ 7-ю аинами, ѣхавшими на лодкѣ въ Томари. Одинъ изъ японцевъ былъ нашъ знакомый Яма-Мадо. Онъ спросилъ меня, зачѣмъ я иду въ Сирануси, я отвѣчалъ что меня послали стеречь русскія суда. На кто онъ мнѣ сказалъ, чтобы я воротился, потому что японцы пріѣхали съ Мацмая, и чтобы мнѣ не было худо повстрѣчаться съ ними. На кто я отвѣчалъ что не знаю, будетъ ли мнѣ худо или хорошо, но что возвратиться не могу, потому что мой начальникъ приказалъ идти. Яма-Мадо не переставалъ уговаривать меня воротиться, говоря, что онъ вмѣстѣ придетъ со мною къ намъ, чтобы объяснить, почему вернулись и что тогда вы не будете на меня сердиться. Я не соглашался. Онъ погрозилъ, что возьметь силою насъ; тогда мы съ Алексѣевымъ взялись за ружья и сказали ему, что пусть попробуетъ.

— „Такъ вы не боитесь идти въ Сирануси, гдѣ теперь много японцевъ и гдѣ они могутъ васъ убить“. — Не боимся, отвѣтилъ я. — „Ну такъ я съ вами поѣду, чтобы поговорить объ васъ съ джанчиномъ“. Мы поѣхали; товарищъ же Яма-Мадо продолжалъ путь въ Томари. Къ ночи мы пріѣхали въ Тіатомари, гдѣ застали одного японца, работавшаго въ японскомъ домѣ. Яма-Мадо звалъ меня ночевать въ этотъ домъ, но я отказался, сказавъ, что мнѣ не приказано занимать подъ ночлеги японскіе дома. Утромъ мы пошли пѣшкомъ далѣе и послѣ двухъ часовъ пути, у небольшой рѣчки встрѣтили 3-хъ японцевъ шедшихъ пѣшкомъ (на заливѣ былъ ледъ). Двое изъ нихъ молодые — имѣли за поясомъ по одной саблѣ и по одному кинжалу, — третій былъ работникъ. Встрѣтившіе насъ японцы, изъ которыхъ одинъ отозвался сыномъ японскаго начальника, тоже стали уговаривать насъ воротиться хотя до Тіатомари, говоря, что туда придутъ въ тотъ же день ихъ суда и старшій начальникъ. Услышавъ это, мы согласились вернуться въ Тіатомари. Пришедъ туда, я пошелъ въ аинскую юрту. Японцы тоже вошли туда и мы сѣли у огня. Когда стало смеркаться, послышался шумъ, и мы узнали отъ аина, что суда подошли къ берегу. Японцы ушли изъ юрты. Я тоже вышелъ. Пришло два судна. Изъ нихъ японцы стали выходить поодиночкѣ, спускаясь по доскѣ. Я пересчиталъ: ихъ 94 чел.; изъ нихъ человѣкъ 15 были съ саблями, а другіе безъ оружія. Черезъ четверть часа времени прибѣжалъ Яма-Мадо съ коврами, а нѣсколько японцевъ съ чайнымъ приборомъ, и на ними вошелъ младшій японскій офицеръ. Онъ началъ угощать насъ; потомъ сказалъ намъ, что старшій начальникъ еще не пріѣхалъ изъ Сирануси, и чтобы мы лучше воротились обратно. Мы отвѣчали, что нашъ начальникъ будетъ сердиться, если мы воротимся безъ причини. Онъ сказалъ тогда намъ, что японцевъ пришло много и что мы должны бояться, а потому лучше вернуться. Мы на это ему сказали, что начальникъ нашъ не приметъ эту отговорку, да мы и не боимся японцевъ. Онъ тогда сталъ просить еще подождать въ Тіатомари, пока не пріѣдетъ старшій офицеръ. Мы согласились; тогда онъ ушелъ. Аинъ, который былъ проводникомъ у меня отъ Туотоги, зашелъ ко мнѣ и сказалъ, что японцы приказали ему остаться въ Тіатомари, но что онъ хочетъ убѣжать. Когда наступила ночь, ко мнѣ пришелъ аинъ, служащій при кухнѣ японской и понимающій немного японскій языкъ. Онъ сказалъ мнѣ, чтобы я не боялся, потому что японцы сами боятся русскихъ; что онъ слышалъ, какъ они говорили, что у русскихъ поставлены такъ пушки, что откуда ни подойдешь, всюду они смотрятъ; пушки эти такія сердитыя, что какъ изъ нихъ выстрѣлятъ, то они кувыркаются назадъ [11] Зимою я дѣлалъ пробу боевымъ зарядамъ. Орудіе не было приготовлено. Порохъ у насъ винтовочный, и потому дѣйствительно отъ такого заряда орудіе перевернулось. Вслѣдствіе этого я уменьшилъ заряды, разсчитанные на силу пушечнаго пороха. Не думалъ я, что неудобство это такъ устрашитъ японцевъ. , а когда изъ ружей стрѣляютъ, то они тоже такъ сердито бьютъ, что отталкиваютъ плечо у солдата. Узнавъ, что онъ поставленъ караулить пришедшіе суда, я попросилъ его повести меня показать ихъ. Онъ сначала отговаривался, но потомъ согласился.