Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных - Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

— Благодарю вас, мсье, — говорит женщина.

— Не стоит, мадам!

— Вы, очевидно, очень любите детей?

— Очень. Да и как их не любить? Они украшают нашу жизнь!

— А любовь к детям украшает вас, мсье!

Молодой человек улыбается и кланяется.

— Благодарю, мадам!

Во время этого разговора пальцы его правой руки незаметно шарят по нижней поверхности ограды. Находят прикрепленную там записку, осторожно снимают и ловко скручивают в тоненькую трубочку.

— Всего наилучшего, мадам! Будь здоров, малыш!

— Прощайте, мсье!

Молодой человек энергичными шагами уходит за угол, дымя сигаретой.

Он перед витриной колбасного магазина. Делает вид, что рассматривает окорок и в то же время читает записку, потом чиркает зажигалкой и сжигает ее. Говорит себе:

— Что ж, в гриме, так в гриме. В самом деле, это безопаснее!

Небрежным жестом подзывает такси, бросает водителю:

— Отель «Бо-Риваж»!

И уезжает.

Фешенебельный высокогорный курорт. Сияющий зимний день. По заснеженной дороге медленно поднимаются два туриста. Пожилой господин с седой бородкой, в очках с золотой оправой одет в спортивный пиджак, светлый свитер, шарф, кепи и короткие брюки с напуском. На ногах горные ботинки, он тяжело опирается на палку и заметно прихрамывает. На плечо у него накинут плед. Это — Степан.

Другой — коренаст, молод и силен. На нем лыжный костюм, из-под которого видна пестрая рубаха с открытым воротом. На плече он несет лыжи и палки. Его волнистые очень светлые волосы придерживает трикотажная повязка. На глазах черные очки. На лице бросается в глаза колючая щетина рыжих усов, коротко подстриженных на английский манер. Это — Адриан.

Они идут медленно, негромко ведя разговор большой принципиальной важности. Старший обдумывает каждое слово, младший говорит с жаром и заглядывает собеседнику в глаза, чтобы увидеть его чувства и предугадать ответ. А между тем при каждом повороте дороги открывается новый грандиозный вид — ослепительно синее небо, сияющие белые горы, сине-зеленый ельник, серые скалы и пропасти, наполненные прозрачной голубизной. Иногда дорогу перебегают белки, мимо с громким пением проносятся мелкие серые пичужки с розовыми и желтыми грудками. Когда собеседники останавливаются, с деревьев к ним спешат белки. Им дают орешки, белки убегают, и собеседники идут дальше, продолжая прерванный разговор.

Степан говорит спокойно и веско:

— Нам следует встречаться как можно реже, а поэтому будем говорить короче, по-деловому и в открытую. Товарищ Адриан, расскажите мне о себе все, что можете.

— Охотно, товарищ Стефан. Я год ожидал этого разговора, но не знал, где и как найти такого человека, как вы. Итак, я — состоятельный человек, владею плантациями в Африке. Материально вполне независим. Имею связи в обществе и пока нахожусь вне подозрений: мой дед — известный колонизатор, реакционер и генерал. Я недавно получил университетский диплом.

Он помолчал, потом усмехнулся.

— Однажды, еще в Африке, меня поразила мысль, что моя жизнь уходит бессмысленно, как и у миллионов других молодых людей. К этой мысли меня привел не кто иной, как Адольф Гитлер своими призывами к жертвенному служению родине и народу. Я поверил ему и явился в Берлин. Но вскоре за ширмой обещаний и заклинаний разглядел ложь: обыкновенное прусское свинство, упакованное в новую обертку.

Адриан закурил.

— Возвращаться побитым мне не хотелось — это не в моем характере. Я принялся снова доискиваться правды и открыл ее в идеях социализма. А для меня принять идею — значит действовать, точнее, бороться за нее. Я стал борцом за освобождение немецкого народа от гитлеровской лжи, за освобождение Германии от варварства.

Закуривая трубочку, Степан спокойно спрашивает:

— А когда освободите, то вернетесь опять в Африку?

Адриан хохочет, потом с жаром говорит:

— Африка для меня потеряна. Очень жаль — я страстный охотник! Но в Африке мне делать нечего: ведь после свержения Гитлера и его режима надо будет строить новую Германию.

— Какую?

— Ну, такую, в которой ужасы гитлеризма уже никогда не повторились бы, и залогом тому — социализм. В нем — наше немецкое будущее.

— Вы коммунист?

— Нет, я и мои единомышленники всего лишь только честно мыслящие люди.

— Вы хотите соединить вашу группу с нашей?

— Тоже нет. Вы — интернационалисты, а мы — патриоты своей страны. И все. В нашей группе есть и священники.

— Что же это за группа? Чем вы занимаетесь?