— Послезавтра встретимся здесь, но среди кустов, вон там, видите? Я дам вам зубоврачебную быстро твердеющую пасту для слепка с зубов. Нагрейте ее пальцами и аккуратно отпечатайте ключ с одной и другой стороны. Ключ потом хорошо вытрите носовым платком, чтобы удалить отпечатки ваших пальцев. Поняли? Желаю успеха.
Скромно обставленная комната. Четыре мужчины и одна женщина совещаются, часто прислушиваясь, по очереди на цыпочках подходят к двери. Говорят они быстро, нервным шепотом, сдвинув головы над круглым столом. Их слов не разобрать. На комоде патефон играет шутливую песню с громким голосом и оркестровым аккомпанементом.
Пластинка кончается, люди не замечают этого, и патефон громко хрипит. Один, высокий в пенсне, поднимается и говорит негромко, но торжественно:
— Ну все. Мы сделали выводы из неудачи на верфи. Такие провалы больше не повторятся. Я могу сообщить в Берлин, что с разобщенностью и кустарщиной мы покончили. Теперь у нас создана организация военного типа с железной дисциплиной и единым руководством. Я сообщу нашим немецким покровителям, что мы готовы к выполнению любых заданий. С нами бог!
Пауза. Патефон стих. Мирно и уютно тикают большие часы. С улицы доносится детский смех.
— Все в порядке. Выходить по одному. Лиза, ты уйдешь последней. До свидания, Иван Петрович!
Трое надевают шапки и кепки, женщина — платок.
— До свидания! До скорого! Привет!
Мужчина в пенсне осторожно открывает дверь и делает шаг в полутемный коридор. Справа и слева две пары сильных рук хватают его под руки и вталкивают обратно в комнату. Вооруженные чекисты вбегают с криком:
— Руки вверх! Дом оцеплен! Сопротивление бесполезно!
Грюневальдский лес под Берлином. Мокрый туман. Черные кусты. Иштван и Сергей.
— Пасту добыл, Сергей?
— Вот она.
Иштван пробует пальцами ее размягчить.
— Покажи Рою, как делать отпечаток!
— Все покажу.
— Как все?! Скомандуй Альдоне и Гансу сегодня ночью выехать к Капельдудкеру. Я буду там, проверю. Уничтожь все документы, все наводящие вещи. Где ты живешь?
— Последние месяцы в гостинице «Кайзергоф» по паспорту графа.
— Сегодня съезжай из гостиницы якобы для поездки в Братиславу. Две следующие ночи нигде не прописывайся. Если все сойдет гладко, дашь сигнал телеграммой. Условный счет дней недели и часа суток помнишь?
— Да.
— В случае беды выходи на детскую площадку. Получишь помощь. Оружие при тебе?
— Конечно.
— Выполняй задание!
Вечер. Туман. Мимо плывут согнутые фигуры прохожих в плащах. Где-то вдали вспыхивают разноцветные пятна рекламы. Под голым деревом жмутся три знакомых фигуры. Сергей:
— Отъезд сегодня в 20:08.
— Через час?!
— Да. Скорым поездом в Амстердам.
— Завтра встретитесь у Капельдудкера с Иштваном. Позаботьтесь, чтобы в Берлине не осталось никаких следов вашего пребывания.
— Почему такая спешка?
— Дело с Роем принимает опасный оборот. Пока на месте остаюсь один я.
Альдона делает возмущенное движение руками.
— А мы? Бежим?! Ну, Сергей, это уж просто…
— Не кричи. Вы держите другую линию нападения, Альдона.
— Но, Сергей…
— Делай что положено!
— Не…
— Выполняй задание! Ганс, ты назначаешься старшим! Разбегаемся!
Три темные фигуры тают в тумане.
Поздний вечер. Дождь. Фонари. Блестящий тротуар. Прохожих нет. Фигура женщины жмется в подъезде. Сиплый голос:
— Может, зайдете?
Фигура мужчины нерешительно останавливается. Голос Сергея:
— Вот тебе двадцать марок. Принеси нам обоим поесть и выпить. Ночую у тебя.
Бедно обставленная комната. Сергей и женщина ужинают, руками выбирая куски пищи из оберточной бумаги. Еду запивают пивом, он из синей кружки, она — из стакана. Бутылки стоят на столе.
Женщина говорит бойко, с удовольствием жует, пьет и сыплет словами:
— Как он сказал мне: «Иди, иди, тварь!» — так во мне сердце и оборвалось! Ну, думаю, теперь влипла с концами: я ведь и так тут работала без прописки. Прост!
Они чокаются и пьют.
— Ну?
— Приводит он меня, конечно, в участок. Думаю, сейчас начнут бить. Он же, гад, исчез и приводит офицера — толстого, с усами, как положено. Офицер говорит: «Ну давай познакомимся», — и хрясь меня в зубы. «Как фамилия?» — смеется он и замахивается с другой стороны. Я это, конечно, прикрылась и отвечаю: «Фамилия — Норстед, зовут Сиг-лунд, а родом из деревни Нюбро, на датской границе». Он руку опустил, стоит и смотрит. Я ничего не понимаю, однако соображаю — может, хочет сапогом заехать в зад? Это они любят, я знаю. Он же вдруг другим голосом говорит: «Ты знаешь, тварь, кто ты есть? Ты есть сосуд священной северной крови!» Меня, конечно, аж в жар бросило: как это «сосуд»? И причем здесь кровь? Говорю: «Кровь у меня бывает, но разве мужчины этим попрекают? Конечно, говорю, вы бить меня можете, это, конечно, положено, но чтоб оскорблять и сосудом называть, это я, — говорю, — не позволю!» Прост!
Читать дальше