Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных - Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

— Что вы! Гюнтер сейчас вернется!

— Скажите эти два слова!

— Не могу! Боюсь! Я…

— Скажите два слова! Тогда вы переступите огненную черту, и на другой стороне для вас откроется светлый мир! Скорее! Ну!!

— Рот фронт!

— Машину графине де Равенбург-Равенау!

Последний звук «Т» предыдущего кадра звучит вместе с первым звуком «М» этого кадра, и лилово-серая муть берлинского холодного вечера мгновенно сменяется лучезарным теплым сиянием парижской золотой осени.

На широком тротуаре у витрины, расставив ноги, дремлет похожий на быка усатый полицейский. При команде подать машину он вздрагивает и подтягивается. Витрина выполнена из розового дерева. Посредине стоит музейный стул, на который с рассчитанной небрежностью брошено серебристо-белое бальное платье с золотым пояском. Оно похоже на большую лилию. Внизу выглядывают золотые туфельки. Над входом по розовому мраморному фронтону надпись: «Dolyneux. Haute couture. Paris». Рама двери из красного дерева украшена бронзовой инкрустацией. Две огромные створки полированного стекла. Позади них стоит мальчик в красной шапочке набекрень, с резинкой под подбородком, в короткой алой куртке с тремя рядами золоченых пуговиц и черных брюках с алыми лампасами. На руках белые перчатки. Он открыл дверь и предупредил негра-швей-цара, огромного детину, затянутого в голубой мундир до колен, отороченный серебром и перехваченный белым поясом. В петлицах и на голубой фуражке буква «D». Негр в напряженной позе:

— Эй, водитель! Подавай скорее! Идут!

Огромная открытая машина бесшумно подкатывает ближе. Ливрейный шофер в черном мундире и белых перчатках. На фуражке и в петлицах золотые буквы «RR». Лицо каменное. Этот автомат — переодетый Ганс. Негр срывается с места, открывает дверцу, снимает фуражку и вытягивается. Дверь салона распахивает мальчик, стоящий внутри. На тротуар важно, движениями маленького автомата, выходит второй мальчик и марширует к машине. На вытянутых руках у него десять длинных и плоских пестрых коробок — они невесомы, в них тончайшее белье и шелковые платья. За вторым мальчиком, в ногу ему, марширует третий — на вытянутых руках у него белая собачка, похожая на пушинку. Наконец появляется Грета. Она почти неузнаваема. Это голливудско-парижская куколка. На светлый костюм наброшен очень яркий шелковый труакар. Широкая и легкая шляпа, высокие до локтя перчатки и туфельки подобраны под цвет труакара. Особенно изменилось лицо: брови высоко вздернуты, наклеенные тяжелые ресницы придают взгляду таинственную томность, губы подкрашены как у лучшей голливудской вамп. Грета Равенау сейчас выглядит как маленькая Грета Гарбо, королева экрана. Плавной походкой она пересекает тротуар, слегка улыбается кучке зевак и садится в машину.

— Счастливого пути, ваше сиятельство!

Швейцар и два мальчика вытягиваются в струнку. Машина медленно трогается. Куча зевак расходится. Полицейский, подкручивая ус, говорит себе под нос:

— Да-а…

И, улыбаясь, начинает снова дремать.

— Вот это да! — восхищенно говорит Сергей Альдоне.

Оба одеты под американских туристов, на плечах у них фотоаппараты. Оба в огромных черных очках.

— Ну, полковник не устоит перед чарами нашей красной графини!

Он смеется.

— Чему же тут смеяться, Сергей? Бедная девочка! Она еще ничего не знает о своей судьбе?

— Ничего. Ганс завезет ее в гостиницу и сдаст машину фирме, у которой мы ее наняли на неделю. Ночью вы оба уезжаете в Лугано, где берете под непрерывное наблюдение виллу полковника Мональди. Задание: изучите охрану и возможные пути проникновения в виллу, установите суточный ритм жизни обитателей и присмотритесь к расположению главного входа и задней дверцы в ограде. Приглядитесь и к позиции в кустах. Мысленно примерьтесь к стрельбе: помните, если дойдет до провала, то стрелять вы оба должны так, чтобы полковник потом не смог давать показания следователю. Понятно, Альдонушка? Кстати, не забудь купить себе платье и шляпу зеленые с пятнами вроде листьев, чтобы днем не бросаться в глаза в кустах, и черные костюмы, перчатки и береты для себя и Гансика, чтобы лучше слиться с ночной темнотой. Прислуга из своего домика подоспеть не сможет — все разыграется в несколько мгновений. На все даю неделю.

— Немного.

— Времени нет, Альдонка. Я сегодня ночью увезу нашу девочку в горы. Там, в тишине, объясню ей все начистоту. Дам неделю на размышление. Потом мы тоже приезжаем в Лугано. Занавес будет поднят, и представление начнется.