Андрей Достоевский - Воспоминания

Ф. Достоевский.

На полях следующие приписки:

Вы знаете причину моего выхода в отставку — заплата долгов. Хотя две идеи вместе не вяжутся, но оно так. К 1-му числу ок. выйдет отставка. Разочтите.

Вам угодно было сказать несколько острых вещей насчет миниатюрности моего наследства. Но бедность не порок. Что Бог послал. Положим, что вас благословил Господь. Меня нет. Но хоть и малым, а мне все-таки хочется помочь себе по возможности, не повредя другим по возможности. Разве мои требования так огромны. Что же касается до слова наследства, то отчего же не назвать вещь ее именем.

[Октябрь 1844 г.]

Милостивый Государь Петр Андреевич.

В последнем письме моем объявил я вам, что пишу в последний раз, до лучшей перемены в моих обстоятельствах. Я мыслил так, не имея писать ничего более, истощив все средства убеждения и представив вам весь ужас моего положения. — Теперь критический срок для меня уже прошел, и я остался один без надежды, без помощи, преданный всем бедствиям, всем горестям моего ужасного положения — наготе, нищете, сраму, стыду и намерениям, на которые бы не решился я в другое время. Что мне остается более делать, чем начать, куда оборотиться — судите сами.

Нужно вам знать, что я, в ту минуту как вы будете читать письмо мое, уже получил отставку (справьтесь в газетах). У меня нет ни платья, ни денег, нет ничего заплатить кредиторам и не будет квартиры, потому что вряд ли хозяин дома еще будет держать меня на старой. — Начал я вам писать для того, чтобы несколько пояснить из того, что было не так выражено в прошлом письме моем. Постараюсь говорить как можно яснее.

Из ваших писем, Петр Андреевич, я вижу, что раздел, как вы говорите, невозможен: во-1-х, потому что на имении есть долги казенные и частные, а во-2-х, так как я забрал в продолжение трех лет денег более, чем на долю мою следовало бы, то со временем при отчете я должен буду в мой ущерб наверстать лишнюю сумму в пользу других.

Все это так, но я и брат Михайло предполагаем семейный раздел , который будет существовать ненарушимо до окончательного. Но если с чьей-нибудь стороны будет хотя малейшая запинка и остановка в этом деле, то уж, конечно, оно состояться не может. Дело основано на полнейшей обоюдной доверенности друг к другу, а если встретится на этот счет недоразумение, то договоров быть не может никаких. Я предполагаю, что вы, в качестве опекуна, можете сомневаться в верности и справедливости с моей стороны и наконец какой-нибудь случай — вот почему я предлагаю следующее. Но прежде чем приступить к делу: вам известно, какую я предлагаю цену — 1000 руб. сереб. из коих 500 руб. сереб. разом, а остальную сумму рассчитать на самый отдаленный срок. Эта цена по своей умеренности не боится никаких требований кредиторов, казенных и частных, и никаких затруднений при разделе. Почему я назначаю такую умеренную цену, почему я хочу, по выражению некоторых, спустить с рук отцовское добро (миниатюрное) — эти вопросы, по вашему собственному теперешнему мнению, Петр Андреевич, лишние. Дело в том, что я вижу в этом свое избавление от неприятностей и возможность устроиться по-лучшему, а это для меня чего-нибудь да стоит. Наконец 1000 руб. сереб. с предполагаемым их разделом в платеже — сумма такая, что может родить предположение об юношеской неосновательности и нерасчетливости. Но, во-1-х, я имею дело не с барышниками, а во-вторых, далеко не думал быть чьим-нибудь благодетелем, я просто в моих обстоятельствах нахожу неумеренным требовать более, а для уничтожения подозрений я решаюсь на следующее:

Дать заемное письмо на имя одного из членов нашего семейства, если нельзя на имя всех, или даже на ваше имя, Петр Андреевич. Это заемное письмо будет в такой сумме, что будет обеспечивать совершенно и сумму, теперь мне разом выплаченную, и дальнейшие мои требования доходов до окончательного раздела. Заемное письмо будет, например, дано по 1-е января 1845 года. Я не выплачу, разумеется. Тогда вы будете иметь полное право поступить по законам, и мои доходы уже формально будут обращены в пользу семейства, до самого окончательного раздела. При разделе я дам обязательство, что получил деньги сполна, заемное письмо будет разорвано, и все пойдет как следует. Если же в последнем случае будет затруднение, то можно дать вексель в такой сумме, что все притязания мои при настоящем разделе уничтожаются. Мне кажется, это весьма просто и возможно, Петр Андреевич. Я не могу выразить, какое благодетельное дело будет это для всей судьбы моей. Я обеспечу себя совершенно теперь, вырвусь из гадкого положения, в котором бьюсь с лишком два года, и буду в возможности продолжать службу. Впрочем, напрасно я это пишу вам. Я понимаю, что исчисление надежд моих здесь не у места. Я бы мог изобразить вам тоже картину моего бедственного положения. Но будет понятно и того, что я написал вам, хотя это сотая доля.