Тимофей Гнедаш - Воля к жизни

Курьером и истопником в горздраве работала Анна Григорьевна Седых, пожилая, многодетная женщина, жена фронтовика. С утра до вечера она была в движении, пилила дрова, колола их, носила тяжелыми охапками, ходила по городу с папкой в пургу и мороз. Она была коренная сибирячка, с широким, скуластым, обветренным лицом, с сильными руками, сдержанная, немногословная. Однажды она вошла ко мне в кабинет, стала у порога.

— Что скажете, Анна Григорьевна?

— Да вот хочу спросить вас: если пробраться в Германию и убить Гитлера — кончится война или нет?..

Много приходилось слышать таких разговоров в то время, и каждый раз они глубоко волновали меня. Даже женщины и дети готовы были идти на любые жертвы, лишь бы скорее уничтожить ненавистных врагов.

В конце марта 1943 года в Бийск приехал заместитель Народного комиссара здравоохранения Украины И. П. Алексеенко. Зашел ко мне в горздрав:

— Как дела, Тимофей Константинович?

У меня на столе лежала только что полученная телеграмма:

«Бийск. Заведующему Бийским горздравом тов. Гнедаш Т. К.

Прошу передать медицинским работникам города Бийска Алтай кого края, собравшим 150 000 рублей на строительство самолета «Алтайский медик», мой братский привет и благодарность Красной Армии.

— Это большая радость! Поздравляю! — сказал Алексеенко.

— Эх, Иван Пименович! Мало все же мы делаем, очень мало, чтобы освободить наших людей из фашистской неволи! Как вспомнишь, что там творится, как их вешают, пытают, насилуют звери-фашисты — места себе не находишь! Хоть пешком пошел бы туда и дрался бы, душил проклятых гитлеровцев своими руками!.. Я слышал, теперь там возникают крупные партизанские соединения по нескольку тысяч человек. Конечно, и раненые есть, и врачи нужны. Вот бы куда сейчас поехать!

— Да, там сейчас крупные дела творятся. Читал в «Медицинском работнике» статью «Генерал Орленко»? Знаешь это кто? Это черниговский Федоров. Я встречал его в Москве. Он говорил: «Пусть едут к нам врачи, найдется дело».

— Так нельзя ли мне туда поехать?

— Я понимаю вас, каждый рвется поближе к фронту. Но ведь партизаны по ту сторону фронта, в тылу врага… Это надо обдумать…

— Давно обдумал, Иван Пименович! Готов ехать хоть завтра.

— Ну что же, буду в Москве, попробую поговорить о вас и сообщу.

«В Москве… Попробую поговорить… сообщу… Как это долго!» — подумал я.

В ту зиму и весну в Бийске было очень холодно. Мы сидели в моем кабинете не раздеваясь, в кожухах с меховыми воротниками, в валенках. Алексеенко стал прощаться. Я пошел его провожать. Острый, северный ветер срывал с крыш сухой снег и бросал его в наши лица, прикрытые поднятыми воротниками. Мы шли не по тротуарам, давно занесенным снегом, а по санным дорогам, на пустых и темных улицах.

Иван Пименович еще до отъезда в Москву огорчил меня.

— Я беседовал в городском комитете партии, — сказал он на следующий день, — и безуспешно. Может быть, в Москве удастся разрешить этот вопрос…

Он уехал. Время шло. Никаких вестей не поступало, и тогда я отправил письмо в Центральный Комитет КП(б)У товарищам Н С. Хрущеву и Д. С. Коротченко.

«Уважаемый Демьян Сергеевич! — обращался я к Коротченко. — Пишущий настоящее письмо Вам лично не знаком. Я врач Гнедаш, работал в Шостке в качестве главврача и хирурга больницы.

Работаю сейчас в г. Бийске, Алтайского края, ведущим хирургом госпиталя, заведую горздравом — и все же меня угнетает мысль, что еще недостаточно участвую в обороне нашей Родины.

Кровь, проливаемая на полях сражений, и смерть наших матерей в немецком тылу зовут меня к мщению, и я должен, я обязан быть вместе с мстителями, с нашими партизанами, а свое оружие — хирургический нож применить там для охраны их здоровья.

Прошу направить меня в немецкий тыл для организации здравоохранения среди партизан.

Вопрос этот был мной согласован с тов. Алексеенко (заместителем Наркомздрава УССР). Однако от него никаких известий до сего времени нет.

Прошу Вашего содействия, дорогой товарищ Коротченко. Не откажите сообщить о Вашем решении по адресу: г. Бийск, Алтайского края, горздрав. Гнедашу.

17.11. 1943. Бийск, Алтайский край».

Каждый день я с нетерпением ожидал ответа, но никаких вестей ко мне не поступало. Тогда я снова писал письма, заявления на имя Наркома здравоохранения Украины, жаловался на Алексеенко — почему он обнадежил меня и ничего не сделал. Наконец, 30 апреля в Бийск пришла телеграмма: «Освободить Гнедаша от всех работ и направить в Москву».