Николай Бондаренко - Летим на разведку

Чтобы не бросало сильно машину, я держу повышенную скорость. Хочется чуть-чуть подняться повыше, но этого не делаю - знаю: сразу же потеряю землю.

На мгновение вспомнился случай с летчиком Бурзаком. Он вот так же прибыл с задания с малым запасом бензина. И, видимо забыв об этом, сделал боевой разворот с большим креном. Произошел отлив бензина от заборников, и моторы тут же "обрезали", самолет упал. Это урок всем. Что же делать мне? Выполнять развороты "блинчиком" тоже не могу - боюсь потерять из виду аэродром. Если я его потеряю, придется уйти на излучину Северного Донца, брать от нее курс и выходить снова на аэродром. Но могу ли я этим заниматься, когда вот-вот кончится горючее и "зачихают" моторы?

Открываю левую форточку - капли воды сильно бьют в лицо. Земля сквозь пелену дождя еле просматривается. Выполняю развороты с большим креном. Выпускаю шасси и хожу над границей аэродрома, не упуская из виду стоянку самолетов.

Первый заход по "Т" - неудачный. Даю газ, ухожу на второй круг. Со следующего захода приземляю машину и облегченно вздыхаю. Словно гора свалилась с плеч. Семнадцатый вылет закончился благополучно.

На аэродроме очень много воды. Наш самолет напоминает на пробеге глиссер. Тормозами не пользуюсь: от большого сопротивления воды и так малый пробег. Кто-то из залетевших к нам летчиков в конце посадочной полосы поставил на нос Р-5. Не столкнуться бы... А ливень продолжается. Заруливаю на стоянку машину и думаю: "В такую погоду никто нас не встретит". Но нет, у капонира стоит в воде наш батя - капитан Вишняков. И все наши техники с ним. Все мокрые до нитки, но улыбаются. Я смотрю им в глаза и тоже улыбаюсь...

Прошло немного времени. Однажды наш бывалый комэск сказал мне:

- Грешно даже вспоминать, Бондаренко. А ведь я тогда думал, что ты разобьешься...

- Нет, товарищ капитан. Разбиваться у себя дома - не резон. А кто же немцев бить будет? - Ответил я ему, улыбнувшись.

При фотографировании результатов бомбометания полка сбит огнем зенитки самолет командира звена Покровского. Теперь все задания на разведку выполняют экипажи Моисеева и мой.

Когда хорошо выполнишь задание - радостно на душе. И тогда мы - дело прошлое - идем от линии фронта домой бреющим. Помню, в один из вылетов район разведки оказался закрытым низкой облачностью. Надеясь, что она вскоре останется позади и мы выполним хотя бы половину задания, я решил дойти до конечной точки маршрута - Барвенково, расположенного почти в двухстах километрах за линией фронта. Но облачность сопровождала нас.

- Сима, проверим высоту нижней кромки.

- Давай! - ответил Сухарев.

Я закрутил глубокую спираль, пробил облака вниз, а Сухарев в бортовом журнале записал: "Верхняя кромка - пятьсот, нижняя - двести метров". Эта высота чересчур мала для выполнения задания. Снова пробиваю облака вверх и беру курс домой.

- Скоро линия фронта? - спрашиваю Сухарева через некоторое время.

- Да прошли уже, по-моему...

- Ты точно знаешь?

- Знаю. У тебя руки по бреющему чешутся - давай.

Пробиваю вниз облака. Снижаюсь до земли и иду бреющим. В огородах вижу работающих женщин. Они, разогнувшись, смотрят на наш самолет. Нам машут руками дети. Сменяют друг друга красивые донбасские пейзажи. Земля стремительно летит навстречу самолету. У меня учащается дыхание, загораются щеки. "Вот это жизнь!" - радуюсь я. Но вдруг впереди замельтешили дымки разрывов, стали отчетливо вырисовываться танки, орудия. Под крылом поплыла изрытая разрывами снарядов и бомб земля.

- Эх ты, Сима! Линия фронта...

- Ерунда какая-то! А по моим расчетам...

Гитлеровцы ударили по самолету из всех видов оружия. Вспоминаю Покровского, который как-то сказал: "Друзья, попадетесь фрицам - доли секунды не летите по прямой! Не давайте прицелиться". У самолета огромная скорость. Но только на скорость надеяться нельзя. Снаряд догонит. Дав полный газ, я резко бросаю машину поочередно из стороны в сторону, снизу вверх и обратно вниз. Подо мной вздрагивает пилотское кресло. Это Баглай ведет огонь из своей нижней установки. Мелькнула нейтральная полоса - и мы над нашими войсками. Поворачиваю голову к штурману. Сима смеется.

- Вина моя, товарищ командир, - говорит он, - но зато советские люди за линией фронта увидели на крыльях нашего самолета красные звезды.

- А фрицы, ну и гады же! Стоят в полный рост и палят по нас из карабинов, - говорит скороговоркой Баглай.

- Ты томе молодец, Петро, что полоснул по ним из "Березина".."