Виктор Леонов - Разведчик морской пехоты

Радышевцев вздрогнул, услышав внизу шорох, и отскочил назад, схватившись за автомат. Во мраке ночи не видно того, кто, цепляясь за камни, карабкается наверх. Свой или чужой? Радышевцев увидел пальцы левой руки, потом нож, зажатый в правом кулаке, и, наконец, показалась лыжная шапчонка Даманова.

— Коля! — шёпотом позвал Радышевцев. Даманов подполз. Пот градом струился с его лица.

— С-сиг-наль! — выдохнул он.

Радышевцев просигналил нам ручным фонариком.

Обгоняя друг друга, мы поднялись на площадку.

Инзарцев повёл свою группу к стоявшей под навесом колонне автомашин, а Дубровский своих разведчиков — к казарме и к складу.

Когда сноп огня взвился над складом, группа Инзарцева уже громила автоколонну и подожгла цистерну с горючим. Освещённые пламенем егеря метались между казармой и складом и падали, сражённые меткими очередями из наших автоматов.

Мы отошли вовремя. На складе боеприпасов начали рваться снаряды. Вражеская артиллерия открыла огонь по своей базе.

Десантные катера уже были далеко от берега, а мы всё ещё видели бушующее пламя пожаров над сопкой, где недавно побывали. И долго ещё потрясали окрестность взрывы рвущихся в огне снарядов.

Операция была проведена внезапно, стремительно и дерзко. Больше всего, помню, меня поразила спокойная уверенность разведчиков в исходе боя. Точно иначе и не могло быть!

Да, это был уже другой отряд, и сила другая — та, что ломит вражью силу, та, в которую наказали нам верить и сами безгранично верили майор Добротин и старший лейтенант Лебедев.

Нас, разведчиков, в шутку называют моряками сухопутья.

Море провожает нас в трудный опасный путь. При высадке шум прибоя заглушает шаги десантников, ступивших на вражий берег. А бой мы нередко ведём далеко от моря — в сопках и в поросшей мхом-ягелем тундре, на вершинах гор и в расщелинах скал.

Когда возвращаемся к берегу, к катерам, тёмная ночь, надвигаясь с Баренцева моря, укрывает нас от преследователей. Моряки с катеров помнят, сколько нас высадилось, и видят, сколько нас вернулось. Разделяя нашу скорбь, они ничего не спрашивают о тех, кто остался в горах…

Каждый поход в тыл врага имел свои особенности. Так было и с памятной для нас операцией, названной потом в истории отряда «Майским рейдом».

Началась эта операция в канун Первого военного мая 1942 года. К тому времени я, в звании старшины второй статьи, командовал группой управления в составе десяти разведчиков.

Мы сидели в кубрике, не спеша готовили своё снаряжение к походу. Больше всего забот выпало на долю Семёна Васильевича Флоринского: он проверял пулемёты — наши и трофейные. Флоринский как всегда придирчиво осматривал оружие, но вдруг, оторвавшись от дела, сказал:

— В прошлом году, как раз в это время, сидел я со своей Еленой Васильевной на концерте в Мурманском театре. Концерт, конечно, большой, майский. Жена — в праздничном платье, а сам я — в новой бостоновой тройке. При галстуке. При галстуке, ребята! Чудно…

Я представил Семёна Васильевича в штатском, тёмно-синем бостоновом костюме с жилеткой. Рядом — нарядно одетая жена. Обычная, как будто бы, картина, но сейчас она показалась действительно чудной и, главное, очень далёкой.

— Наш-шёл что вспомнить: жену да бос-стоновый костюмчик… снисходительно пожурил его Николай Даманов. — Раз-змечтался!

Но Даманов тут же спохватился, что это может обидеть уважаемого в отряде оружейника, и, сменив тон, добавил:

— Не будем вспоминать прошлое. Будем глядеть вперёд. Пройдёт, допус-стим, десяток лет и расскажешь ты, Семён Васильевич, своим деткам, как в ночь под Первое мая нанесли мы визит егерям-лапландцам. Это интерес-сно будет ребятам послушать.

Наступила пауза.

— Хорошо бы, — тихо отозвался Флоринский. — Хорошо бы, Коля! — воскликнул он. — Вот, скажу, ребята, жил да был в нашем отряде электрик с подводной лодки, лихой разведчик, отважный старшина второй статьи по фамилии Даманов. Отчаянная душа! И вот однажды…

— В глухую полярную ночь!.. — в тон ему продолжал Евгений Уленков.

— Пош-шёл травить! — беззлобно оборвал Уленкова Даманов.

У нас не принято было много говорить о предстоящих походах. Днём командир отряда капитан Инзарцев чётко определил задачу разведки, и всем стало ясно, что на этот раз уходим не в обычный рейд. А вечером с нами беседовал комиссар отряда Дубровский. Он вспомнил разгромленные нами опорные пункты неприятеля, захват «языков», а потом сказал: