Артем Драбкин - На войне как на войне. «Я помню»

Выпускники Севастопольского зенитно-артиллерийского училища. Слева направо: Фетнев Якуб, Садрединов Решат, Феттаев Иса, сидит Абдурахманов Зия. Все, кроме Садрединова Р.З., погибли на фронте. Кунцево, январь 1942 г.

Нас посадили в поезд на Москву, куда мы, новоиспеченные командиры, ехали 3–4 суток. У нас был старшина Назюта, он издевался над курсантами, полы мыть заставлял, мало этого, уборную чистить и постоянно на гауптвахту отправлял, его все ненавидели. И вот он находился в соседнем вагоне, ему тоже какое-то звание присвоили, и бывшие курсанты выпили, открыли вагон, и выбросили Назюту. На дорогу нам дали сухой паек, но на каждой станции, где мы останавливались, давали горячую пищу, все было тогда организованно. Наш эшелон шел безостановочно, везде для нас были открыты пути. Прибыли на станцию Кунцево, где формировалась 25-я зенитная артиллерийская дивизия РГК. Меня, а мне было всего-навсего 20 лет, направили командиром 4-й батареи 1362-го зенитного артиллерийского полка. А моему заместителю по политической части было 34 года. Только в батарею выдали не средние 76-мм орудия, а малокалиберные 37-мм зенитки, мы назывались батареей МЗА. С такими орудиями я прошел всю войну. Нас разместили в резерве командования под Тулой, где мы простояли до апреля 1943 г. В это время мне как раз присвоили звание ст. лейтенанта.

После Сталинградской битвы наши войска начали вытеснять противника, и нас из резерва направили в Курскую область, где дислоцировали под ст. Поныри. Наш полк находился там для того, чтобы прикрывать станцию и размещенные около нее войска. И вот два месяца мы только и делали, что слушали немецкие передачи по большому громкоговорителю. Они передавали, представьте себе, даже мою фамилию, кто там командир батареи, кто помполит, всё. Знали о нас очень многое. Часто «Катюшу» для нас играли. Боевых действий в этот период не было. Но перед Курской битвой произошел такой случай: по небу идут неизвестные самолеты, мы открыли огонь и сбили один самолет. Приходим туда, чтобы составить акт о подбитом самолете, как оттуда вылезает летчик и начинает орать:

– … вашу мать, куда вы бьете?!

Оказывается, это были переданные нам по ленд-лизу американские самолеты «Дуглас». А у нас силуэтов не было, мы и стреляли. Я сразу в отказ пошел:

– Да я даже и не стрелял.

А что я должен был сказать?! Самолет-то сбили, хорошо еще, что летчик в живых остался. Он нас матом хорошо отлаял. Но вообще нам всегда для опознания давали силуэты самолетов и шум мотора, а по этому самолету ничего не дали.

И вот уже 5 июля утром идет радиограмма: «Подготовиться к артиллерийскому огню по сигналу «катюши». В 2.00, ночью, артиллерия по заранее определенным точкам открыла огонь, а она стояла очень плотно, через каждые 150–200 м большие гаубицы, мы их прикрывали. Часа два шла подготовка. Затем где-то часов в шесть пошли немецкие бомбардировщики, как туча, их были сотни. Мы начали стрелять по ним, все батареи бьют, у нас были трассирующие снаряды, через каждые несколько снарядов идет трассирующий. И моя батарея во время этого боя сбила несколько «Фокке-Вульфов» и «Мессершмиттов». У нас были силуэты самолетов, теперь мы только после опознавания их расстреливали. Потом немецкие самолеты в бреющем полете начали на наши позиции бросать бомбы и из крупнокалиберных пулеметов расстреливать. В результате в моей батарее все 4 орудия вышли из строя, из 74 человек личного состава в живых осталось 15. Из 4 офицеров остались я и мой командир взвода связи Синицкий Арон Зелихович. Вы знаете, трупы некуда было девать, вокруг большая рожь горит, день превратился в ночь, ничего не видно. Потом на наши позиции пошли прорвавшиеся танки, я отдал приказ: «В укрытие». Тогда заранее блиндажи специальные были вырыты, мы в них попрятались, и начали танки нас утюжить. Но, слава Великому Аллаху, танки прошли, мы все остались в блиндажах и выжили. Потом стало тихо, немцы ушли от нас вперед, мы вылезли, и я одному сержанту приказал:

– Иди узнай, где мы находимся, что с нами случилось?

Он пошел, через некоторое время возвращается:

– Товарищ старший лейтенант, мы в тылу врага!

– Как в тылу врага?!

– Вот так, фронт от нас уже в 10–12 километрах.

Мы с Синицким думаем, что будем делать. А что делать, непонятно. Тогда я предложил Синицкому:

– Давай снимем с убитых немецких солдат форму, переоденемся в нее, но, если нас спросят, разговаривать только ты будешь. И внутреннюю форму, нашу, не будем снимать, только накинем сверху немецкую.