На наш взгляд, здесь кроется один из главных просчётов ГКЧП: к советскому народу обратились тогда, по сути, лишь несколько человек — членов Государственного комитета, которых «демократам» нетрудно было выставить в качестве «заговорщиков». Однако Верховный Совет и ЦК КПСС, которым народ ещё доверял, хранили молчание. Реальная возможность подвигнуть эти авторитетные органы государства и партии на активные действия существовала, но не была использована — люди из ГКЧП и поддерживавшие его политики, обладавшие влиянием и властью, в решающий момент заняли довольно пассивную позицию.
Не ошибёмся, если скажем: во главе ГКЧП стали люди, остро чувствовавшие, какие беды придётся испытать их народу с реставрацией капитализма в России. А сомнений в том, что страну сталкивают на капиталистический путь, с каждым днём оставалось всё меньше.
Обратимся вновь к воспоминаниям Шебаршина.
«Мне вполне понятно, — пишет Леонид Владимирович, — какими мотивами руководствовались „заговорщики“, решаясь на столь отчаянный шаг. Я неплохо знаю Крючкова, много общался с генералом Варенниковым, маршалом Ахромеевым, Олегом Дмитриевичем Баклановым и совершенно убеждён, что это честные, бескорыстные люди, патриоты своей страны, доведённые до отчаяния».
С этими словами трудно не согласиться. Но вот то, что Шебаршин пишет дальше, может вызвать у читателей некоторое недоумение:
«…Почему ГКЧП действовал столь вяло, неуверенно и нерешительно, почему Крючков в этот ответственный момент не привёл в действие весь комитет, почему не была отключена связь с Белым домом? Вопросы — крупные и мелкие — неотвязны. Не самый главный, но для меня весьма существенный: почему Крючков не пытался вовлечь в свои замыслы начальника разведки, хотя бы предупредить меня о том, что одно из наших подразделений может потребоваться для решительных действий в Москве?»
Постановка Леонидом Владимировичем таких вопросов кажется несколько странной: мы-то ведь уже знаем о тех противоречиях, которые существовали между Крючковым и Шебаршиным, как знаем и о том, что не кто иной, как начальник ПГУ, лично дал своим спецподразделениям «отбой» после того, как они были заблаговременно, за трое суток до предполагаемой операции «Гром», приведены в боевую готовность. Но не будем торопиться упрекать Шебаршина в том, что вопросы, которыми он задаётся, не слишком корректны. За ними угадывается чувство вины, которую наш герой со временем стал испытывать за свою позицию, занятую во время августовских событий. Ведь Леонид Владимирович, по сути дела, говорит здесь о своей готовности поддержать Крючкова, если бы тот… доверял ему в той мере, в какой доверял он другим руководителям КГБ — Агееву, Калиниченко, Прилукову…
Нашу догадку подтверждают и друзья Шебаршина, в том числе и Прилуков, который рассказал о том, что в дальнейшем Леонид Владимирович не любил вспоминать об этих трагических событиях — чувствовалось, что в душе у него шла мучительная переоценка того, что случилось. Заметно изменилось и его отношение к той роли, которую судьба отвела тогда председателю КГБ. Да, Крючков, может быть, и не обладал в должной мере харизмой и бойцовскими качествами, необходимыми для того, чтобы в трудный момент повести людей за собой. Но он был человеком дела, способным на благородные и самоотверженные поступки. Жаль, что эти свойства Владимира Александровича Шебаршин смог оценить по достоинству лишь несколько лет спустя. Леонид Владимирович переживал, что в период ГКЧП излишне негативно и жёстко отнёсся к действиям Крючкова, даже назвал его предателем. Но, как человек порядочный, он в конце концов принёс ему извинения и до конца жизни в кругу друзей отзывался о нём только положительно.
Правда, есть люди, которые до сих пор сомневаются, что Шебаршин был совершенно непричастен к подготовке выступления ГКЧП. Ведь было хорошо известно, что Крючков неоднократно встречался с «заговорщиками» на секретных объектах Первого главного управления, и группа по расследованию деятельности ПГУ во время августовских событий, которую возглавлял некто Шиповский, считала, что Шебаршин знал о содержании этих встреч. На что Леонид Владимирович замечал:
«…Всё моё служебное воспитание не позволяло мне интересоваться, с кем и для чего встречается председатель КГБ. Да, Крючков звонил мне, спрашивал, свободен ли вечером гостевой дом, и просил распорядиться подготовить ужин, иногда на две, иногда на три-четыре персоны. По-видимому, мой собеседник (имеется в виду Шиповский. — А. Ж.) считает, что после каждой такой встречи поутру я вызывал официантов, охранников и опрашивал их: кто был с Владимиром Александровичем, да сколько выпили, о чём говорили, спорили, улыбались или хмурились?..»
Читать дальше