Яльмар Шахт - Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948

В тот самый полдень, когда новость о нашей поездке стала известна, премьер-министр Бен-Гурион ответил на упрек депутата: «Если бы я знал, что доктор Шахт был в аэропорту, то приказал бы его сразу арестовать».

Впоследствии ко мне поступили приглашения от разных правительств, которые привели к новому визиту в Египет, а затем в Тегеран и Сирию. В первой половине сентября 1952 года премьер-министр Моссадык пригласил меня обсудить ситуацию в Персии. Вместе со мной туда поехала жена, так же как позднее — в Каир и Дамаск.

В Персии я не был с 1937 года и был удивлен видом ее столицы с широкими улицами и современными дворцами — плодами деятельности Реза-шаха. Достижения этого достойного правителя оставили неизгладимый след в этом городе и всей стране.

В Моссадыке я увидел государственного деятеля высочайшего ума, искушенного в высшей степени в искусстве дипломатии, человека железной воли. Главной темой нашей беседы был, конечно, нефтяной вопрос. Я не мог не признать справедливыми требования Моссадыка. Даже сейчас глубоко сожалею, что западная дипломатия не разобралась, как — с применением определенной гибкости — следовало решать нефтяную проблему Персии. Иранский народ больше не потерпит господства иностранных держав в нефтяной промышленности страны, какой бы ни была конечная судьба Моссадыка.

Но есть другой вопрос, который кажется мне еще более важным. В череде стран, окружающих коммунистическую Россию и протянувшихся от Японии до Лиссабона, Персия занимает ключевую позицию, которая может оказаться благом или проклятием в случае определенного поворота политических событий. Пренебрежение этой точкой зрения нельзя оправдывать ходячими сентенциями или экономическими жертвами, которые в случае достижения соглашения с Ираном не будут в любом случае велики.

Помимо этих дискуссий, я возобновил старые связи с банком «Мелли» и уехал с окрепшей верой в будущее этой экономической территории Среднего Востока.

Я встречался с шахом в 1937 году, когда он был восемнадцатилетним юношей, жившим во дворце отца. Теперь я нанес визит ему самому и его супруге, отличавшейся красотой и обаянием. Имел возможность также поговорить с его младшим братом Абдул-Резой, который проявил глубокое знание экономических вопросов. Жена между тем провела чудесное время с супругой шаха и ее немецкой матерью.

Моя поездка в Египет в качестве гостя правительства страны пришлась на вторую половину сентября. Между тем произошла революция. Во главе правительства оказался генерал Нагиб, прекрасно воплотивший в себе знание политики и искусство управления государством в нашем беспокойном мире. Мы с женой пришли к единому мнению, что не встречали политического лидера, умевшего так хорошо сочетать политическую умеренность с необходимой энергичной политикой. Кроме того, его личное обаяние и непринужденные манеры вызвали в нас искреннюю симпатию к Нагибу как к человеку.

В то время как моя жена знакомилась с достопримечательностями Каира, я проводил много времени с министром финансов аль-Амери и его коллегами за обсуждением экономических и финансовых вопросов. Кроме того, я связался с представителями частного делового мира, в первую очередь с членами Торговой палаты и — что особенно приятно — с членами общества ученых, которые все поголовно учились в Германии.

В декабре 1952 года я принял приглашение сирийского правительства посетить Дамаск. От меня хотели получить профессиональную оценку предложенного законопроекта о создании государственного центрального банка, ранее лицензия на создание центрального банка Сирии и Ливана принадлежала частному банку. Правительство предоставило мне возможность ознакомиться с большими частями территории страны. Мы летали над Пальмирой, мощными развалинами греко-арабской эры, над долиной Габ в Алеппо, а в другой раз посетили северо-восточный угол Сирии, где так называемая равнина Джазира простирается за Евфрат. Я представлял себе удивительные, невероятные возможности, которые открылись бы для Сирии, если бы в этой части страны внедрили искусственное орошение.

В сочельник 1952 года мы снова были в Мюнхене рядом с детьми.

Над старой голландской колониальной империей Инсулиндой больше не развевается флаг Оранской династии. Повсюду нас приветствовала Гаруда, индонезийская птица Свободы (национальный герб. — Пер.).

Наш визит в Индонезию длился три месяца, в течение которых мы успели полюбить страну и ее народ. Страна является одним сплошным буйно-зеленым садом, в котором трудно найти хотя бы одну пядь земли без роскошной растительности. В саду нашего отеля, расположенного в современном деловом квартале города, деревья цвели красно-белым цветом, и со своей веранды мы почти могли дотянуться до растущих на них орхидей.