Александр Родимцев - Добровольцы-интернационалисты

Я сказал Рубену, что восхищен его боевыми делами: в семнадцать лет быть капралом и иметь богатый опыт борьбы и командования — не каждому дается. Он смутился только на минуту и с той же непринужденностью, которая проскальзывала в любом его действии, ответил:

— Вы сказали о моей молодости. Очевидно, вы считаете, что мне еще рано воевать? Как мог я не быть среди борцов за свободу? Моя кровь, моя жизнь принадлежат моему народу, моей Испании.

Его голос дрожал, лицо стало строгим и суровым. В наступившей тишине раздался спокойный голос Листера:

— Не удивляйся, Павлито, уже в тринадцать лет, когда Рубен с матерью приехал в Мадрид, он продавал подпольную партийную газету на улицах города и в рабочих кварталах, обманывая полицию, охотившуюся за газетой.

Он мельком взглянул на Рубена.

— С детских лет, — продолжал Листер, — он участвовал в демонстрациях. Вместе со старшими товарищами на могиле рабочих, павших от рук полиции, он клялся мстить душителям свободы. И вот ты видишь перед собой сержанта Ибаррури, сознательного борца за республику.

Он снова взглянул на Рубена.

— Выше голову, мой мальчик! — И хлопнул его по плечу. — Не стесняйся, старина. Побольше бы таких орлов, как ты, как наш Павлито, и «коричневая чума» задохнется в бессильной злобе. Вы знаете, ребята, что делает скорпион, когда чувствует опасность? Он убивает себя своим же ядом. Так будет и с «коричневой чумой», если все народы и их правительства встанут на ее пути. Но для этого нужны хорошие, боевые парни, много таких парней, как вы, друзья.

Он на минуту замолк и подошел к моему стулу.

— Вот почему, Павлито, мне искренне жаль расставаться с тобой. — В его словах была теплота и грусть, которые до глубины души тронули меня. — За несколько месяцев, что ты был у нас, мы здорово полюбили русских, камарада…

— Как? — удивился Рубен. — Вы уезжаете?.. В такое время… — Его сердитый взгляд останавливался то на мне, то на Листере. — Да ведь это…

— Нет, это не то, о чем ты подумал, мой мальчик, — перебил его Листер. — Это приказ командования.

— Приказ… — медленно произнес Рубен. — Простите, Павлито! Ваш Суворов, — Рубен тронул меня за руку, — правильно сказал: «Не научившись повиноваться — не научишься повелевать». Это я запомнил еще с того времени, когда был у вас, в Союзе. На всю жизнь!.. Я вам желаю всего хорошего.

— Благодарю вас.

Листер и Рубен провожали меня до вестибюля.

— Вам надо учиться, Рубен, — сказал я ему на прощанье, — обязательно учиться. Получив военные знания, вы станете сильнее во сто крат. — Мы крепко пожали друг другу руки. — Надеюсь встретить вас прославленным командиром, Рубен.

Здесь мне придется забежать вперед на несколько лет, чтобы рассказать о других встречах с Рубеном.

В 1940 году по долгу службы мне пришлось побывать в училище имени Верховного Совета РСФСР, которое я окончил в 1932 году. Захожу в Комнату славы. На стенде первых выпускников училища увидел себя. Мы были сфотографированы в 1930 году вместе с командиром и начальником училища на фоне кремлевской стены. Потом зашел в один из классов, где курсанты изучали станковый пулемет «максим».

Я слушал ответы курсантов. Мне и самому не терпелось подключиться к занятиям: хотелось взять в руки пулемет, который долгое время был для меня верным другом в Испании. На столе лежал разобранный замок пулемета. И тут я не выдержал. Собрал его, спустил курок.

— А кто может собрать «максим» с закрытыми глазами? — спросил я курсантов.

Наступила тишина. Чувствовалось, что ребята растерялись. Возможно, их смущало наше присутствие. Никому не хотелось ударить лицом в грязь.

— Кто же? — повторил вопрос преподаватель.

— Разрешите мне.

Из-за самого дальнего стола поднялся и замер по стойке «смирно» высокий стройный курсант. Взоры устремились на смельчака. Смуглый и черноволосый, он пристально смотрел на меня.

— Рубен?

Я не верил своим глазам. Курсант сделал чуть заметное движение в мою сторону.

— Рубен! — закричал я и, не обращая внимания на недоуменные взоры окружающих, бросился к нему.

Мы обнялись. Нас обступили курсанты.

Это была наша вторая встреча.

Поистине земля тесна. Оба мы были удивлены и в то же время обрадованы неожиданной встречей. Вспомнили оборону Мадрида, Гвадалахару. Я поинтересовался, как он попал в училище.

— Это длинная история, товарищ Павлито, — задумчиво улыбнулся Рубен.

Его взгляд был устремлен вдаль, туда, где лежала истоптанная фашистскими сапогами земля его предков, — земля, на которой сейчас наводили «новый порядок» кровавые инквизиторы XX века.