Альфред Штекли: Джордано Бруно

Сорок дней! Сорок дней и ночей, сорок тягучих, мучительно долгих тюремных дней — сорок коротких, сорок ценнейших, сорок последних дней!

Да, он знает, что его ждет. Он уже все решил, решил окончательно и бесповоротно. У него было много сомнений, он обманывал судей, хитрил перед самим собой. Он пытался идти несвойственными ему путями. Теперь это позади. Он принял единственно правильное решение. Человек должен быть верен самому себе. Дедалов сын себя падением не обесславит! Пусть сбудутся слова, которые он написал еще в Англии:

«Для людей героического — духа все обращается во благо, и они умеют использовать плен как плод большей свободы, а поражение превратить иной раз в высокую победу!»

Срок, предоставленный Бруно для последних размышлений, давно кончился, но Святая служба, несмотря на явное упорствование узника, с вынесением приговора не торопилась. Для церкви было очень важно сломить Ноланца. Перед рождеством его снова уговаривали смириться и принести отречение. Джордано гордо ответил, что не хочет и не должен отрекаться, что ему не от чего отрекаться, он вообще не знает, от чего бы ему следовало отречься.

Кардиналы поручили двум видным богословам, генералу доминиканцев Беккариа и прокуратору Изарези, посетить Бруно в тюрьме, чтобы еще раз указать ему на его заблуждения и склонить к покаянию. Ноланец остался глух ко всем увещеваниям. Он никогда не писал и не высказывал никаких еретических мыслей! Это должностные лица Святой службы намеренно дают его словам превратное толкование, чтобы подтвердить обвинения. Он готов держать ответ за все сказанное им и написанное, готов защищать свое учение от нападок любых теологов. Их мнению он не подчинится. Пусть святой престол в специальном постановлении докажет ложность его взглядов!

Напрасно богословы-доминиканцы убеждали Бруно, что в показаниях его и книгах содержатся многообразные ереси. У него единственная возможность сохранить жизнь — он должен раскаяться, молить о прощении, отречься. Джордано стоял на своем. Ему не от чего отрекаться!

20 января 1600 года Беккариа, докладывая кардиналам-инквизиторам о результате бесед с Ноланцем, был вынужден, признать неудачу своей миссии. На этом же заседании рассмотрели материалы процесса и выслушали мнения советников. Климент VIII повелел дело Джордано Бруно закончить, осудить его как формального еретика, нераскаянного и упорствующего, и передать в руки светской власти. А это значило — отправить его на костер.

Оглашение приговора состоялось 8 февраля 1600 года. Почти восемь лет находился Бруно в заточении, из них семь в римской тюрьме Святой службы. Теперь в первый и последний раз вышел он за ее ворота. Его отвели во дворец кардинала Мадруцци, где уже собралось много народу, чтобы Присутствовать на торжественной церемонии: высшие церковные сановники, инквизиторы, юристы, люди, близкие к Святой службе. Зал был полон.

Бруно заставили встать на колени. Нотариус Фламинио Адриани громким голосом читал приговор. Джордано Бруно, как закоренелый и упорный еретик, отказавшийся признать свои взгляды ересью, приговаривается к лишению сана, отлучению от церкви и передаче светскому суду для заслуженного наказания. Все его писания надлежит публично сжечь на площади святого Петра и внести в индекс запрещенных книг.

То, чем его стращали все эти долгие годы, свершилось— церковь, хотя и прикроется лицемерно волей светских властей, уготовила ему костер. Джордано встал. Решительным и грозным было его лицо, когда он, обращаясь к своим судьям, воскликнул:

— Вы с большим страхом объявляете мне приговор, чем я выслушиваю его!

Последние восемь дней он провел в тюрьме Тор ди Нона. К нему в камеру постоянно приходили священники: он должен подавить гордыню и отречься от своих заблуждений! Казнь была назначена на 17 февраля 1600 года.

Перед рассветом Джордано обрядили в позорное рубище еретика. Язык зажали в особые тиски, чтобы богохульник не совращал народ своими ядовитыми речами. Его окружили монахи и солдаты. Осужденного не привели еще к месту казни, а в часовне началась панихида за упокой его души.

Процессия направилась к Кампо ди Фьори. Здесь днем обычно толпились безработные. Но разве этим славится площадь с нежным названием «Поле цветов»? В Лондоне, редактируя «Пир на пепле», Джордано вычеркнул Кампо ди Фьори из перечисления мест, где собираются безработные.

Было уже светло, и тем зловещее казались десятки горящих факелов в руках у монахов. После диспута Фулк Гривелл не дал Ноланцу даже мальчишки с фонарем. В свое время Джордано попрекнул его. И для кого пожалел он провожатого! Странно звучали тогда строки «Пира на пепле»: если придется Ноланцу умирать в католической римской земле, то шагай он даже среди бела дня, в свите с факелами не будет недостатка.