Александра Толстая - Отец. Жизнь Льва Толстого

28 марта Боткин пишет Некрасову: «Поклонись Толстому: я чувствую к нему какую–то нервическую, страстную склонность…» «Я жду не дождусь видеть Толстого, к которому, чувствую, привязанность моя, молча и независимо от всякого сознания, растет в глубину».

В старости Толстой не любил вспоминать это время. Свои мечты о создании журнала, восторги и разочарования, литературные вечера, где читались новые произведения, только что вышедшие из–под пера Островского, Аксакова, Тургенева и других — все это Толстой забыл — осталась жестокая критика жизни и деятельности того времени. «Жизнь вообще идет развиваясь, — писал он в своей «Исповеди», жестоко обличая себя и своих сотоварищей литераторов, — и что в этом развитии главное участие принимаем мы — художники, поэты. Наше призвание — учить людей….Я, художник, поэт — писал, учил, сам не зная чему».

Учил ли он?

Сам Толстой много раз впоследствии говорил о том, что творчество несовместимо с учительством. Невольно вспоминается стихотворение Пушкина:

Разве могут поэты, писатели, художники в такие минуты хладнокровно рассуждать о том, что они призваны учить людей?

В марте месяце 1856 г. император Александр II обратился к московскому дворянству с речью о необходимости уничтожения крепостного права. Мир в то время был уже заключен, и правительство, чувствуя все более и более назревавшую необходимость срочных реформ, прислушивалось к общественному мнению и шло ему навстречу.

Речью Государя вопрос об отмене крепостного права был предрешен, и вся лучшая передовая часть дворянства стала предпринимать шаги к освобождению крестьян в своих поместьях.

Одним из таких помещиков был Лев Толстой. Еще 2 августа 1855 г. в Крыму, обдумывая «Роман русского помещика», он записал в своем дневнике, что в основу этого романа должна быть положена мысль о «невозможности жизни правильной помещика образованного нашего века с рабством».

Речь Государя снова натолкнула его на этот вопрос. «Мое отношение к крепостным начинает сильно тревожить меня», — пишет Толстой в дневнике от 22 апреля, и на следующий же день он поехал к писателю Кавелину, который дал ему обильный материал по вопросу о крепостном праве.

«Приехал от него (Кавелина) веселый, надежный, счастливый, — писал Толстой в дневнике от 23 апреля. — Поеду в деревню с готовым писаным проектом».

Но оказалось, что освобождение крестьян было совсем не легким делом. Толстой встретил целый ряд препятствий на своем пути. Мало того, что надо было составить проект, но при представлении этого проекта в министерство внутренних дел Толстой наткнулся на обычную правительственную чисто формальную волокиту, которая приводила его в отчаяние. Наконец, с готовым проектом, полный радужных надежд, с чувством морального удовлетворения, что он наконец освободится от того гнета, который стал с такой силой давить его, он поехал в Ясную Поляну.

По дороге он остановился в Москве, где познакомился с сотрудниками «Отечественных записок». С. Т. Аксаков дружески принял Толстого, познакомил его с Хомяковым, читал ему отрывки из своей «Семейной хроники». «Хорош, но старика захвалили», — кратко отозвался Толстой о произведении Аксакова.

Вместе с Константином Александровичем Иславиным он заехал в подмосковное имение Глебово—Стрешнево, где жила Любовь Александровна, Любочка, вышедшая замуж за придворного доктора Андрея Евстафьевича Берса — сестра Константина Александровича. Простой, здоровый и добропорядочный уклад семьи Берсов, где Толстой впервые обратил внимание на свою будущую жену, понравился Толстому и он записал в своем дневнике:

«Дети нам прислуживали, что за милые, веселые девочки».

Но мысли Толстого были уже в Ясной Поляне, куда он торопился, чтобы завершить то дело, которое больше всего его интересовало в это время. По приезде в деревню, он, не откладывая ни одного дня, немедленно собрал сходку крестьян для объявления им о своем решении — проведении проекта своего в жизнь.

«Был на сходке, — записал он в дневнике от 28 мая. — Дело идет хорошо. Мужики радостно понимают. И видят во мне афериста, потому верят». Единственно, с кем он мог поговорить о волнующем его вопросе, была тетенька Татьяна Александровна, но она не разделяла восторгов своего любимого Левочки и не сочувствовала его либеральным идеям. Самое ужасное было то, что сами мужики приняли благородный порыв своего барина тупо–равнодушно и не поверили ему. Не поверили именно потому, что видели в помещиках аферистов, которые из выгоды держат их в рабстве и если теперь и шли на какие–то уступки, то только потому, что где–то была скрыта их собственная в этом выгода, в которой они по «темноте своей», не умели разобраться. Им и в голову не могло придти, что у помещика могло быть какое–либо другое побуждение, кроме выгоды, и что их молодой барин хотел им помочь, сделать им добро, дав им свободу.