Елена Грицак - Помпеи и Геркуланум

После соответствующей обработки материю вынимали из чанов, тщательно прополаскивали и развешивали для просушки во всех свободных местах, вплоть до улицы. Подсохшая ткань не являлась готовым материалом, потому что требовала ворсования – образования на поверхности слоя торчащих волосков. Сейчас подобная операция производится в барабанах, а мастера Помпей надирали ткань шкуркой ежа или щетками из шишек чертополоха. «Без игл мягкая овечья шерсть была бы ни к чему», – писал Плиний Старший, отметив необходимость процедуры, после которой ткань становилась пушистой и обретала приятную мягкость.

«Танец фуллонов»

Процесс чистки шерстяной ткани продолжался окуриванием и завершался натиранием особыми сортами глины. Пары тлевшей в небольшом сосуде серы уничтожали пятна органического происхождения, например от вина или соуса. Вощение белыми и разноцветными глинами придавало ткани блеск, прочность и предохраняло ее от быстрого загрязнения.

В древности считалось, что «ремесленники занимаются презренным трудом, в мастерской не может быть ничего благородного». Совсем иначе судили о служанках, работавших вместе с госпожой на женской половине дома, вдали от посторонних глаз. Работа в мужском коллективе вызвала изменение отношения к самим пряхам. Ткачество вне дома виделось не разновидностью почтенного труда, а его противоположностью. Остро реагируя на отрицательные явления, древнеримские сатирики подчеркивали крайне неуважительное отношение к женщинам, занятым обработкой шерсти.

Остался в прошлом романтический образ матроны за прялкой, а ее место заняла грубая, распущенная пряха – излюбленный персонаж сатирических произведений. В романе Петрония разгневанная матрона наказывает провинившегося слугу, приказав его высечь и затем оплевать самой презренной части фамилии, в том числе и пряхам.

Эротическая сцена в росписи стен одного из особняков Помпей

Фривольные сцены с изображением праздника фуллонов запечатлены на многих помпейских фресках. В древнеримском обществе сложилось мнение о ткацкой мастерской как о месте, оскорбляющем традиционные представления о нравственности, хотя открытое сожительство, цинизм и распутство в ту пору составляли атмосферу и других групп населения, в том числе и высших кругов.

Такое частое явление, как сожительство невольницы со своим господином, было узаконено во времена Юлия Цезаря и называлось конкубинатом. Сначала конкубиной именовали рабыню или вольноотпущенницу, вступившую в связь без благословения жреца. Впоследствии так стали именовать всех женщин, пользующихся дурной славой.

Широкое распространение конкубината среди ткачих имело решающее значение в низвержении образа женщины с прялкой, которую еще недавно воспевали в стихах и увековечивали в скульптуре. В Помпеях работники всегда считались членами семьи и, как правило, жили в одном доме с хозяевами. Общение прях и ткачей начиналось во время работы, а вечером продолжалось в спальнях, расположенных рядом на верхнем этаже или вокруг перистиля. Здесь возникали далекие от супружества отношения, которые нередко отражались на стенах в виде надписей столь же непристойного содержания.

О значении сукновального и ткацкого производства в экономике Кампании можно судить по наличию в Помпеях шерстяной биржи. Высокое, роскошно отделанное здание построила женщина, городская жрица Евмахия, называвшая себя именем великого предка – автора истории полководца Ганнибала.

Евмахия была заинтересована в успехах шерстяников и всячески им помогала. Деловые встречи проходили в «халкидской зале», представлявшей собой огражденный решетками крытый балкон с задней стеной из мрамора и четырьмя нишами. В них находилась скульптурная композиция «Августейшее согласие» со статуями императоров и основателей Рима: Юлия Цезаря, Августа, Энея и Ромула. Суконщики раскладывали товар в соседнем помещении – портике со множеством окон, высокими потолками и расписными стенами. Вход сюда не воспрещался никому, и людской поток иссякал лишь к ночи. Зато в отведенную под склад крипту (крытую галерею), входить разрешалось только купцам и приказчикам. Содержимое зала охранял сторож, наблюдавший за порядком из каморки с окнами, выходящими как на улицу, так и внутрь биржи.