Как бы ни язвителен был Александр Поуп (1688–1744), иронизируя над плантоманией, царившей во времена раннего Нового времени, в своей сатирической поэме «Дунсиада» (1728):
«Этот дурацкий рай, политиканов греза,
Воздушный замок, сон наш золотой,
Девицы романтичное мечтанье,
Химических экспериментов жар
И поэтических видений славный дар», [16] Цит. по Соколов М. Н. Принцип Рая: главы об иконологии сада, парка и прекрасного вида. М.: Прогресс-Традиция, 2011. С. 536.
непредвзятым посетителем, сад Петергофа, дедушка российской плантономании, до отказа наполненный всем перечисленным английским поэтом волшебством, всегда будет восприниматься Раем, и книга, предлагаемая вашему вниманию, постаралась найти тому объяснение.
Глава 1. Создатель Петергофа и алхимическая традиция
«Нет, больше чем батальные дела,
Славь ум его, ведь издавна была,
Как не обширна Русь, но для него мала.
О, светлый разум.
Понявший, что наука, мудрость, труд
Какие только горы не свернут,
Любой народ от темноты спасут,
Всех граждан разом». [17] Коолаарт-Хоофман Э. (1664–1736). Великому государю царю и великому князю Петру Алексеевичу, императору всероссийскому, и прочая, и прочая и прочая // Вагеманс Э . Голландская ода о Петре Первом, или О плодах культурной стратегии русского царя на Западе // Культурные инициативы Петра Великого. Материалы II Международного конгресса петровских городов. СПб.: Европейский дом, 2011. С. 100.
В продолжение всего XVII и первой четверти XVIII в. в Западной Европе сохранялся и поддерживался интерес к герметической философии, в частности к алхимии, сопровождавшийся формированием разнообразных розенкрейцеровских и масонских обществ. Будучи западно-ориентированным и достаточно образованным человеком, царь Петр, не избежал интереса к этим явлениям культуры, что, несомненно, оказало влияние на проводимые им в России реформы. Однако одного только личного интереса царя для такого масштабного мероприятия было недостаточно. Вовлеченность в идеи Великого Делания, должны были разделять его соратники и сподвижники.
Из отечественной научной литературы об этом известно мало, более того, в России сформировалась давняя традиция подобный интерес отрицать. За рубежом, вероятно на фоне бурно развивающейся науки эзотериологии, несколько лет назад этой теме посвятил свою статью, озаглавленную «Интерес к алхимии при Петровском Дворе», английский исследователь Роберт Коллис. В ней, в частности, он отмечает, что не видит «никакого парадокса в том, что трое из самых образованных и западно-ориентированных людей в России того времени – Брюс, Прокопович и Эрскин, – имели интересы, чему есть многочисленные свидетельства, – прямо указывающие на увлечение алхимией при Петровском Дворе». [18] Collis R. Alchemical Interest at the Petrine Court. Esoterica , Vol VII, (2005) Online peer-reviewed journal hosted by Michigan State University. URL: www.esoteric.msu.edu.
Для иллюстрации отношения Петра Первого к этому феномену культуры Р. Коллиз обращается к воспоминаниям одного из сподвижников Петра, изобретателя А. К. Нартова. Нартов пишет, что в 1717 г. во время посещения Гааги, Петр отправился на встречу с заинтересовавшим его математиком и ученым-экспериментатором, хвалившимся, что изобрел метод точного расчета долготы. К разочарованию царя, претензии ученого оказались несостоятельными, и царь «засвидетельствовал, что сей человек далеко дошел в изобретении своем, познавая широту и долготу местности, но еще не достает [в том] некоторого в нем совершенства». [19] Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре //Сборник отделения русского языка и словесности императорской Академии Наук. Т. LII. № 8. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1891. С. 95.
Однако, не осуждая бесстрашного, но незадачливого экспериментатора, царь, пригласил его на русскую службу для дальнейшего исследования возможностей своей машины и подарил 100 червонцев, сказав сопровождающим его лицам: «Я нисколько не хулю алхимиста, ищущего превращать металлы в золото, механика, старающегося сыскать вечное движение, и математика, домогающегося узнать долготу мест, для того, что, разыскивая чрезвычайное, внезапно изобретают многие побочные полезные вещи. Такого рода людей должно всячески ободрять, а не презирать, как то многие противное сему чинят, называя такие упражнения бреднями». [20] Там же. С. 96.
Р. Коллис утверждает, что этот случай свидетельствует о «подлинно толерантном и открытом отношении к эзотерическим занятиям, проводимом царем во время его правления», и «отображает заинтересованность царя в алхимических экспериментах, по крайней мере, в начале его первого Великого Посольства в Западную Европу в 1697–1698 годах». [21] Collis R. Ibid. P. 52.
Правда, в вышедшей недавно коллективной монографии «“Небесная наука”. Европейская алхимия и российское розенкрейцерство в XVII–XIX веках», утверждается, со ссылкой на П. Вальдена, что Петр был настроен против алхимии «поелику он уверен был, что тот, кто выдает себя деятелем золота, должен быть или обманщиком, или невеждой в химии». [22] Халтурин Ю. Л., Кучурин В. В., Родиченков Ю. Ф. «Небесная наука». Европейская алхимия и российское розенкрейцерство в XVII–XIX веках. СПб.: Издательство РХГА, 2015. С. 56.
На мой взгляд, это говорит лишь о том, что, во-первых, царь относился к алхимии как чисто духовной традиции, а во-вторых, о том, что он был достаточно образован, чтобы отличать правду от вымысла, легенд и мифов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу