Дмитрий Шерих - Улица Марата и окрестности

«Случевцы» собирались на квартирах его участников – и в том числе здесь, на Николаевской. Достоверно известны два вечера у Соколова, на которых присутствовал Гумилев: в апреле 1909 года и в феврале 1912-го. На втором, кстати, был и Федор Фидлер, учивший когда-то гимназиста Гумилева. По его просьбе Николай Степанович сочинил и записал в альбом Фидлера акростих:

Не слишком удачное получилось стихотворение, зато первые буквы строк складываются в посвящение: «ФИДЛЕРУ».

Мы уже упоминали на нашем пути Случевского – и обещали немного рассказать об этом поэте. Тут повод очевидный: отчего у Гумилева, Блока и иже с ними такое внимание к поэту, нами давно и прочно забытому?

Дело в том, что маститый и плодовитый Константин Константинович Случевский считался тогда прямым предтечей символистов. Он даже печатался в символистских изданиях, был знаком с Брюсовым и Бальмонтом. Оставить без внимания такого союзника молодые поэты не могли.

К тому же Случевский и вправду был хорошим поэтом, совсем не шаблонным! Среди его стихов немало таких, что достойны включения в самые строгие антологии поэзии. А одно из них было символистам особенно дорого:

Е.П. Иванов

Это стихотворение высоко ценили Осип Мандельштам (назвавший его, впрочем, «дикими стихами Случевского») и Владислав Ходасевич (по словам Нины Берберовой, «он сам вел свою генеалогию от прозаизмов Державина... через "очень страшные" стихи Случевского о старухе и балалайке...»). Наизусть знал его Юрий Тынянов.

Итак, Случевский – предтеча символистов. А в истории дома № 75 нашлось место и самым настоящим символистам.

В этом доме жила семья Ивановых – и в числе их были Александр и Евгений Павловичи Ивановы. Оба они оставили след в биографии Александра Блока, но особенно близок поэту был второй. Соученик Блока по Университету, он стал один из ближайших друзей поэта, да и сам писал произведения вполне в духе символизма.

Жили Ивановы на первом этаже этого дома. Домашний их быт известен из воспоминаний Евгения Павловича:

«Первое впечатление – душновато, мрачновато и странно тихо.

Громко не говорят. Громоздкая мебель и не мягкая, поглощает звуки в своей молчаливой старинности.

Нет лоска и блеска, всего легко чистящегося и моющегося. Полумрак всюду, кроме столовой и прихожей; полумрак от абажуров голубых и матовых настольных керосиновых ламп. Керосин предпочтен электричеству».

Ивановы не раз принимали Блока у себя. Поэт участвовал в семейных обедах. Евгений Павлович говорил здесь о самом сокровенном, о самом важном – о любви, о жизни, о вере...

Рассказ про дом № 75 завершен? Нет! История его на удивление богата, и в летописях дома нашлось место еще трем примечательным фамилиям, каждая из которых имеет какое-либо отношение к литературе и печати.

Многие годы прожил в этом доме Дмитрий Фомич Кобеко. Выпускник Лицея, он написал множество серьезных исторических трудов – о своей alma mater, об императоре Павле I, о Пушкине, да и много еще о чем. Не случайно Петербургская академия наук избрала его своим членом-корреспондентом.

Интересно, что было бы, окажись столь образованный и одаренный человек на высших постах Российской империи? А ведь такое вполне могло случиться. После окончания Лицея Кобеко стремительно взлетел по служебной лестнице: в 1855-м зачислен в Министерство финансов, десять лет спустя был уже главой канцелярии министра, человеком очень влиятельным. В 1872 году стал тайным советником. Чин необычайно высокий для 35-летнего человека!