Сергей Глезеров - Удельная. Очерки истории

Хозяйка квартиры Т.Н. Андреева

Татьяна Николаевна была центром досуга в нашей квартире. Долгими зимними вечерами собирались мы в ее комнате за большим прямоугольном столом и играли в лото, в домино и в карты, особенно в девятку. Вместо денег на кон ставили канцелярские кнопки. Хозяйка квартиры очень любила собирать у себя застолье. Отмечались все праздники и обязательно Татьянин день, 25 января. День рождения свой она держала в секрете, поэтому, как я себя помню, ее возраст остановился на пятидесяти пяти. Собирались друзья с завода и соседи по дому.

Хорошо помню кухню в нашей квартире. В ней стояла большая эмалированная раковина, когда-то сиявшая белизной. Но такой я ее уже не помню. Медный водопроводный кран моя бабушка начищала до блеска речным песком с раздавленной в нем красной бузиной, растущей во дворе, а зимой клюквой, собранной на болотах за Сосновкой. Такой пастой чистилась вся алюминиевая кухонная посуда и медный таз для варенья у Татьяны Николаевны. Все это парадным блеском сияло на кухонной полке вдоль стены.

На кухне была дровяная плита, на которой пеклись пироги по праздникам, в остальные же дни готовили на керосинках или примусах, стоявших на этой плите. Где-то в году 1956-м или 1957-м нам провели газ, и на кухне появилась четырехконфорочная плита и большой счетчик на стене. Правда, использовались только три горелки по числу комнат. Больше якобы не позволял метраж кухни. Но долго мы еще не расставались с дровяной плитой, потому что пироги, испеченные в ней, намного превосходили по вкусу те, что готовились в газовой духовке...

Обогревалась кухня круглой печкой – она стояла в нашей комнате и одной стенкой примыкала к кухне. Примыкал к кухне и туалет с водопроводом и канализацией. Он был холодный, поэтому зимой дверь по возможности держали открытой.

Прихожая была небольшая, туда выходили три двери из комнат, часть печки семьи Емельяновых, где они сушили белье, и еще в углу рядом с нашей дверью выступал большой кусок дымохода с вьюшками.

Входная дверь никогда днем не закрывалась, если кто-то из жильцов был дома, только поздно вечером последний пришедший жилец закрывал дверь на ключ. А двери в комнаты, конечно, были закрыты. На входной двери снаружи висел общий почтовый ящик.

Звонок на входе в квартиру тоже был один на всех. С улицы в квартиру входили через небольшое крыльцо с навесом, далее – через парадную, в ней была лестница на второй этаж, где находилась еще одна точно такая же квартира. Когда-то, еще до войны, под лестницей был чулан, с которого, предположительно, и начался пожар в 1937 году. Поэтому при мне уже под лестницей ничего не стояло, кроме выставленных на лето зимних оконных рам. Дверь в парадную никогда не закрывали, кроме как в сильные зимние морозы.

Жили в квартире у нас и животные: у нас был белый кот Зяка, названный так за свой окрас (от слова заяц); а у Татьяны Николаевны была ангорская пушистая темносерая кошка Пуська. Они жили свободной кошачьей жизнью, свободно гуляли во дворе и были любимицами всей квартиры, особенно наш Зяка – честный, воспитанный кот, никогда не лазающий по столам и не ворующий мясо и прочие продукты, которые стояли на кухне, на полу под столом, где похолоднее.

Но не всегда так мирно протекала жизнь в нашей квартире – случались и кухонные баталии между нашей бабушкой и Татьяной Николаевной. Моя бабушка была старше ее лет на пять, не работала, фанатически любила чистоту и требовала того же от всех и всегда. Малейшие погрешности на кухне были ей нетерпимы, и начинались ссоры, перераставшие в скандалы с дележкой кухонной территории, ведер и тряпок. Мы с мамой держали нейтралитет, чем очень обижали нашу бабушку.

Особенно обострились наши отношения с Татьяной Николаевной, когда маме удалось наконец добиться через суд, чтобы нам открыли отдельный лицевой счет на комнату, в которой мы проживали уже пятнадцать лет. Это произошло в 1957 году, нас поставили в очередь на улучшение жилищных условий. Татьяна Николаевна перенесла это очень болезненно.

Вот тут и произошел разрыв «дипломатических» отношений уже и между моей мамой и Татьяной Николаевной. Закончился он тем, что я с подростковым максимализмом заявила Татьяне Николаевне, что больше не считаю ее своей крестной, и вернула ей все подаренные мне раньше подарки. Помню, это были книги, настольная игра «Альпинист» и маленькая фарфоровая обезьянка. Потом, повзрослев, я помирилась с Татьяной Николаевной, но таких дружеских отношений у нас в квартире уже не было. Начались раздоры с оплатой коммунальных услуг. Татьяна Николаевна поставила себе отдельный счетчик, и у нас в местах общего пользования появились две лампочки, два выключателя...