Дэниэл Брук - История городов будущего

Вместе с тем каждый из этих трех городов переживал периоды утраты веры в современность. Когда местные жители разочаровывались в возможности равноправного общения между народами, эти города отгораживались от внешнего мира. Не случайно именно Петербург породил большевиков, Шанхай – китайских коммунистов, а Мумбай – Индийский национальный конгресс: силы, которые в той или иной мере оборвали связи своих стран с остальной планетой. И если эти старшие города-побратимы дают хоть какое-то представление о будущем Дубая, то его правителям стоит задуматься об опасной игре во Франкенштейна, которую они затеяли, создавая свой город.

Идея Дубая – та же, что и у Петербурга, Шанхая и Мумбая, – это идея нашего времени: века Азии, века урбанизации. Перемещение из сельской местности в большой город, столь характерное для Петербурга на протяжении трех столетий и для Шанхая и Мумбая последних 150 лет, стало определяющим движением XXI века. Каждый месяц в развивающихся странах 5 миллионов человек переезжают из деревни в город 6, где они сталкиваются с западными потребительскими товарами, культурными нормами и архитектурными особенностями, которые когда-то были исключительной прерогативой этих трех городов. В начале XVIII века лишь русский царь-идеалист массово выписывал западных специалистов в помощь своему правительству; сегодня власти во всем мире прибегают к советам консультантов McKinsey и бюрократов из Всемирного банка. В середине XIX века только в Бомбее разнообразие населения и сопутствующее ему напряжение было так велико, что газетная карикатура на пророка Магомета могла спровоцировать охватившее весь город восстание мусульман против неверных; в последние годы подобные беспорядки вспыхивали в городах по всему миру. Сто лет тому назад Шанхай стал первым городом мира, где открылось отделение Гарвардского университета; сегодня кампусы ведущих американских университетов есть повсюду от Дохи (Корнелл) до Сингапура (Йель).

Когда-то не имевший аналогов дезориентированный вид этих городов, ставших местом встречи Востока и Запада, сегодня уже никого не удивляет. Торговые центры, как в Нью-Джерси, рассыпаны вокруг Бангалора и Ченнаи, а вдоль автомобильных эстакад Пекина и Чэнду выстроились подразделения крупных компаний, как в Калифорнии. Вырастают новые города вроде Шеньчженя, полностью состоящего из современных зданий и заселенного исключительно мигрантами, а старинные поселения, как Абу-Даби, который сравняли с землей и выстроили заново, выглядят немногим старше. Если сто лет назад устроенные по западному образцу Шанхай и Бомбей выделялись на фоне других центров развивающегося мира, то сегодня их значение как раз в том, что они теряются в общей массе. Исторические города-ворота перестали быть чем-то необычным; теперь они – первые примеры воплощения идеи, позднее захватившей весь мир. Из дня сегодняшнего историю этих опередивших время городов можно рассматривать как генеральную репетицию XXI века.

На нынешней все еще ранней стадии обратной глобализации после холодной войны быть современным китайцем – означает жить в «Округе Ориндж», созданном по калифорнийским лекалам охраняемом поселке в окрестностях Пекина, а быть современным арабом – значит жить в «Беверли-Хиллз» недалеко от Каира. Подобные декорации Запада стали сегодня концентрированным выражением современного мира, хотя со временем могут возникнуть и более интересные сплавы. Помня о критике, которой профессиональные историки подвергают сейчас примитивное представление о синонимичности «Запада» и современности, да и само противопоставление Востока Западу, придуманное европейцами, чтобы преподнести техническое превосходство как обоснование своей колонизаторской политики, эта книга тем не менее со всей серьезностью рассматривает исторически сложившиеся образы национального самовосприятия, включая и представления о собственной отсталости. Примеры, когда не-западные народы отказывались от привязки модернизации к всеобъемлющей вестернизации, как это случилось в Шанхае и Бомбее в 1920-е годы, будут разбираться тщательно, даже с удовольствием. Но не останутся без внимания и такие моменты, как франкоговорящий Петербург XVIII века или современный китайский «Округ Ориндж», где превалирует прямое копирование.

Причины, по которым после долгих веков отставания от арабского мира, Индии и Китая Западная Европа так резко ускорила развитие, остаются невыясненными; историки до сих пор ведут жаркие споры о том, как это произошло. Поскольку окончательного ответа нет и по сей день, это подстегивает тягу к подражанию. Подражание – это возможность догнать, точно не выяснив почему, как и до какой степени ты отстаешь; даже не поняв толком, что значит это «отставание». Исторический опыт показывает, что подражание – это чаще всего не цель, а лишь первый шаг в деле развития. Через двадцать лет после восстановления связей с внешним миром сегодняшний Шанхай больше походит на подражательный Шанхай 1860-х годов с его британскими, французскими и американскими поселениями, нежели на флагман передовой китайской современности – Шанхай 1920-х. Дело в том, что, несмотря на все нынешние небоскребы и поезда на магнитной подушке, сто лет назад Шанхай был куда больше похож на город будущего. Но к концу XXI века Шанхай вполне может побить все свои прежние исторические рекорды.